— И тебе, мастер, — ответил Рычащий. — Под солнцем ли, под луной ли, и когда тучи закрывают и солнце, и луну. Всегда.
Реми словно собрался сказать еще что-то, но только шмыгнул носом.
Рычащий смотрел ему вслед, пока щенок не скрылся в подлеске. Вот перестали качаться потревоженные ветки, вот затерялись в шуме сосен звуки шагов.
Луньер глубоко вдохнул и покосился на деревянного собрата.
И есть время свое для каждого дара. А значит, и для дара изменять себя, не так ли, отец Кристоф?
Тишина, еще более глубокая, чем прежде, легла на леса. Рычащий вскинул голову.
Луньеры не строят храмов. Зачем, если Белая богиня каждую ночь плывет над миром и глядит, как там, внизу, живут ее дети.
А еще луньеры не молятся — они поют. И только невежда может назвать эту песню обычным воем зверя.
Ночь явно требовала песни.
Отец Кристоф будто скинул с плеч невыносимую тяжесть: Реми, живой и вроде бы невредимый, шагал по дороге, опустив голову и засунув руки в карманы.
Когда он приблизился, костыль в руке священника дрогнул: правая щека мальчика была покрыта засохшей кровью, да и поступь казалась нетвердой.
— Реми, — севшим голосом произнес отец Кристоф. — Что случилось? Прости меня, Реми! Не молчи! Что произошло?
Реми поднял голову, словно очнувшись от видения.
— Да не пугайтесь вы так, отец Кристоф! — Мальчик торопливо подставил священнику плечо. — Вот так, обопритесь на меня. А то вы бледный, будто привидение увидали. Ну, догнал я Жака, подарил одну вещицу. И зря вы переживали, за мной пошли. Ночь все-таки, луна в рост подалась…
— Реми, — как можно тверже произнес священник, — что произошло?
— Отец Кристоф, — улыбка Реми была усталой и слегка грустной, — я вам все-все расскажу, и вы мне, наверное, что-то расскажете. Только я озяб сильно. Пойдемте домой. Ой, слышите?!
Они стояли на дороге под острыми осенними звездами. Гасли в деревне огни, налетал, обжигая морозом лица, ветер. И одинокий голос волка, звавший в лесные дебри, таял вдали, словно догоревшая к исходу ночи свеча.
И ВНОВЬ НА ВЕСНУ НАДЕЮСЬ
Дни проходят. Рука много лет не касалась меча,
Ослабевшие пальцы забыли тепло рукояти.
Все сегодня не так. Зашипев, угасает свеча.
И теряются в памяти строки старинных заклятий.
Беспощадность зеркал не скрывает висков серебро,
Паутинки морщин так безжалостно временем свиты.
И, отчаянно скрипнув, ломается в пальцах перо,
А в камине беззвучно кричит недописанный свиток.
Ты сегодня вдруг понял, печальный стареющий маг,
Что всю мощь заклинаний, веков бесконечную мудрость
Ты охотно отдашь за такой драгоценный пустяк,
Как вчерашней зарей промелькнувшую дальнюю юность.
Все отдашь. Но не давнее утро и выжженный лес —
Что тебе и поныне ночами осенними снится, —
Когда слово твое, темным смерчем срываясь с небес,
Опрокинуло вражьи войска на подходе к столице.
Данила Филимонов
Анастасия Панина
ОСЕННИЕ ЯБЛОКИ
В парке пахло осенней листвой. А в доме — яблоками.
— Яблоки свежие, яблоки сушеные, — притворно сокрушался хозяин, — яблочное варенье, яблочный сок, яблочное повидло, пироги с яблоками… Какая-то яблочная эпидемия.
В доме уже ступить некуда.
— А сидр? — подмигнул гость.
Князь лишь развел руками и улыбнулся. Мол, как же без него!..
Генерал Ардо рассмеялся. Битву с яблоками князь Севера вел уже не первый год и пока безнадежно проигрывал. Старый, чтобы не сказать — древний, сад по всем законам природы должен был засохнуть еще лет двадцать назад. Вот только яблони об этих законах ничего не знали и каждый год исправно приносили богатейший урожай. А князь всякий раз демонстративно хватался за голову, сияя счастливой улыбкой.
* * *
— Что слышно в столице? — беззаботно поинтересовался князь.
С террасы друзья перебрались в гостиную, поближе к камину — северные ночи холодны в начале осени. Хозяин не стал звать слуг, он сам подогрел вино на миниатюрной жаровне и протянул гостю тяжелую керамическую кружку.
Георгий Ардо сделал маленький глоток и на мгновение прикрыл глаза. Вино пахло травами и, конечно же, яблоками. Если бы только можно было… просто пить вино, просто дышать, вбирая в себя этот запах покоя и тишины. Такой уютный, домашний запах.
Георгий взглянул на хозяина дома — тот не спеша пил вино и смотрел спокойно и вопросительно, ожидая ответа.
— В столице все тихо, — чуть пожав плечами, проговорил генерал. — Сплетни и политика, балы и интриги, дуэли и музыкальные вечера. Все как обычно.
— Как скучно. Ну хоть сплетни расскажи, что ли.
— Арсений, ты меня пугаешь. Неужто тебе и впрямь интересно слушать, о чем болтают столичные дамы, пока их мужья с глубокомысленным видом обсуждают международную политику?
— За неимением лучшего… — вздохнул было князь, но не выдержал и рассмеялся. — Уж всяко интересней глубоких мыслей их мужей.
Георгий невольно улыбнулся в ответ. Какой же у него заразительный смех… А вот момент, пожалуй, подходящий.
— Хотя одна занятная новость все же есть. Впрочем, может, ты уже знаешь… Генерал Ланских к тебе, часом, еще не приезжал?
— Ланских? — Арсений удивленно приподнял бровь. — Нет. А что, должен был?
— Ага, значит, еще не знаешь, — удовлетворенно протянул Ардо и как можно безразличнее продолжил: — Видишь ли, какое дело. Месяца два назад император повелел составить письменное описание последней войны. Глазами ее участников, так сказать. А для исполнения сего нелегкого труда он выбрал генерала Ланских. Означенный генерал принялся за дело со всем рвением. Я с ним уже беседовал, и беседы наши он записывал весьма тщательно. Побывал и у других…
— А давно ли у нас Константин страдает провалами в памяти? — В голосе князя звучало искреннее недоумение. — Или военные архивы более для императора недоступны? На что ему это?
— Нет, провалами в памяти его величество не страдает, — небрежно усмехнулся Георгий. — И архивы, насколько мне известно, в порядке и в полном распоряжении императора. Да только, знаешь… Уж больно много сказок про ту войну ходит. Легенды, понимаешь ли, доморощенные. Еще тогда, после Рябинок пошло… И с каждым годом все больше…
Главное, не сфальшивить. Ведь это все глупость, нелепость. И говорить об этом нужно соответственно. Мол, вот же чепуха какая. А что внимание императора привлекло — так это он старого вояку к делу приставить захотел. Крепкий же еще старик, да и не старик вовсе — подумаешь, седьмой десяток разменял! — а вот без дела чахнет на глазах. Да и слог у него отменный, про то давно известно, так почему бы не…
Георгий Ардо говорил и понимал, что говорит неправильно.