— А как же Аола, Смерть и их братья? — искренне изумился Генрих. — Дарующая жизнь — официальная покровительница Силя. Мы воздвигли для нее роскошный храм…
— Есть многое на свете, друг мой Генрих, что и не снилось нашим мудрецам! — передернул плечами некромант. — Увы, Дикие земли живут по своим законам и совсем не почитают наших творцов и богов. Здесь до сих пор в ходу человеческие жертвоприношения, призванные обеспечить местному народу милость великого черного короля Брана — бога войны…
— Кто бранится? — Ланс, как всегда, что-то услышал, но ничегошеньки не понял.
— Ты не так уж и неправ, — довольно кивнул некромант. — Старинное слово «браниться» обозначает не ругань, а «рубиться на мечах» — отсюда же произошло понятие «бранное поле»…
— Целое поле для ругани? — не поверил засыпающий на ходу полукровка, сладко зевая. — Да ну?
Марвин махнул на него рукой — дескать, чего с красавца взять?
— Говорите-говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно! — поддразнил полуэльфа Генрих, торопясь рассчитаться за «мохнатенькое существо» у себя на спине.
К счастью, этих ехидных слов не расслышал орк, монотонно вышагивающий чуть впереди всех.
Коридор оборвался внезапно, закончившись высокой полукруглой аркой, вырубленной из светлого камня и отсвечивающей потусторонним, переливчато мерцающим светом. За аркой начинался огромный зал, скупо подсвеченный квадратными фонарями из дымчатого стекла, за гранями которых ровно билось густое, багровое, будто кровь, пламя. В центре зала возвышалась исполинская медная статуя, изображающая зрелого мужчину, вооруженного двумя мечами. Обнаженный воин стоял в готовой к нападению позе, чуть согнув напружиненные ноги и приподняв обоюдоострые клинки. Из одежды на нем имелись лишь кованые щитки, прикрывающие ноги до колен и руки от запястий до локтей. Мощный торс обхватывал воинский пояс доблести, с привешенными к нему отрубленными человеческими головами. Головы оказались настоящими, свежими, еще практически не затронутыми разложением.
Генрих восхищенно обошел вокруг варварски прекрасной статуи, всеми фибрами тела ощущая исходящую от нее энергетику — дикую, буйную и первозданную. Он разглядывал схематично обозначенные черты мужского лика, почти неразличимые, но вместе с тем таящие какую-то страшную притягательность. Высокие скулы, узкие глаза, хищно оскаленные зубы… Все это внушало отвращение, но с другой стороны — влекло и очаровывало. Не сдержавшись, барон протянул руку и кончиками пальцев коснулся бедра статуи, заляпанной потеками какой-то темной маслянистой жидкости. Ему показалось — прикосновение длилось одно мгновение, но в ушах у него вдруг зашумело, причем гул накатывал волнами, неся с собой предсмертное ржание поднятых на копья коней, лязг сшибающихся в сече клинков и гортанные вскрики погибающих в бою воинов… Генрих мучительно застонал и непроизвольно схватился за рукоять рапиры, порываясь окунуться в затягивающий водоворот схватки…
— Вот так это и происходит. — Марвин ухватил друга за рукав и сильно дернул на себя, оттаскивая от статуи. — Воины проходят посвящение и становятся одержимыми жаждой истребления берсерками! [40]
— Что это со мной? — жалобно спросил Генрих, мотая головой и старясь избавиться от наваждения. — Или кто?
— Бран! — коротко пояснил некромант, неприязненно косясь на статую свирепого божества. — Его омывают кровью убитых врагов, ему приносят в жертву девственниц, испрашивая победы в бою. Мне доводилось читать о страшных мистериях, совершаемых в его честь. Судя по описанию, такого оголтелого распутства даже в самых распущенных борделях не увидишь… Ведь кроме воинских побед Бран дарует своим адептам и вторую ипостась мужской силы… — Он брезгливо указал на огромный детородный орган бога, вздыбленный наподобие копья. Губы мага гадливо искривились. — Фу-у-у, ну и мерзость!
Но Генрих не чувствовал ни капли отвращения, продолжая взирать на статую Брана возбужденно расширенными глазами. Его душа, его мужское естество пели, будто натянутая струна, безошибочно подсказывая: эта религия создавала настоящих мужчин, настоящих воинов. А если ради этого они приносили в жертву женщин и побежденных противников — так что ж, такова жизнь, ведь в ней выживает сильнейший!
Пол возле статуи покрывала разнообразная золотая утварь, украшения и бесценное оружие, неряшливо наваленные как попало и накапливающиеся тут годами, слой за слоем. То была воинская добыча, принесенная в подарок богу.
Перед статуей Брана находился жертвенный треножник, на котором шатко умостилась широкая золотая чаша, до краев наполненная темной жидкостью, издающей резкий медяный запах. Марвин наклонился, принюхался и с проклятием пнул сосуд, опрокидывая его набок. Кровь, а это оказалась именно кровь, растеклась неровным пятном, омочив ноги жестокого бога.
Марвин наклонился, принюхался и с проклятием пнул сосуд, опрокидывая его набок. Кровь, а это оказалась именно кровь, растеклась неровным пятном, омочив ноги жестокого бога. Генрих вскрикнул, опасаясь за друга.
— Ты совершил святотатство! Не боишься, что Бран разгневается?
— Тупой идол, — злобно прошипел некромант, плюя прямо на фаллос бога. — Кровопийца! Я чувствую — тут, прямо перед ним, несколько дней назад изнасиловали и зарезали молодую невинную девушку, причем ее смерть стала долгой и мучительной…