— Сестра, — сострадательно позвала я, протягивая к ней миролюбиво простертые ладони, — видишь, мое оружие вложено в ножны. Приди в мои объятия. Забудем вражду и объединим наши усилия в борьбе против общего врага. Раньше я не верила, что жестокие люди способны исправиться, но ты — ведь ты же моя родственница, сестра моего супруга… Ты не такая…
— О нет… — патетично всхлипнула Ринецея, — о нет…
И тогда я придвинулась еще ближе к ней, обезоруженная ее слезами…
— О нет, — вдруг глумливо зарычала демоница, ликующе оскаливая клыки. — Ты права, дура доверчивая: жестокие люди не меняются никогда. Они умеют обманывать и без зазрения совести пользуются своим талантом…
Зеркала изливали волны холодного света, бьющего прямо по глазам. А в руке у демоницы вдруг появился маленький пистолет, направленный мне в грудь. Она торжествующе расхохоталась, наслаждаясь моей обреченностью, и нажала на курок…
Конечно, я уже располагала достоверной информацией о существовании огнестрельного оружия — благодаря наложенной творцами защитной магии абсолютно бесполезного на Земле, но вполне дееспособного здесь, в мире иных правил, в мире техники. Только тут, в пределах созданной ими Обители, демиурги смогли объединить магию и достижения своей далекой родины, основанные на применении механических и кибернетических устройств. Я получила универсальные знания об их разработках, но опытом в противостоянии стрелковому оружию вовсе не обладала.
Мне уже не раз приходилось спасать собственную жизнь, мобилизуя все скрытые ресурсы своего организма, специально созданного для подобных ситуаций: полное погружение в схватку, умение становиться воплощением воинского духа, совершенной машиной убийства.
Но никогда еще мои способности не проявлялись столь блестяще.
Я перемещалась быстрее звука и мысли, стремительнее пули, вылетевшей из дула пистолета. Смертоносный серебристый цилиндр лениво завис в воздухе, словно муха, угодившая в кусок янтаря. До автоматизма отработанным движением я выхватила из ножен Рэнуэль Алатору, полагаясь на убийственную силу Разящей иглы. Однако дага легко выскользнула из моих пальцев, взлетая к потолку и оставляя внизу свою недоумевающую владелицу, расширившую возбужденно блестевшие глаза. С натужным краканьем лопнули перевязи, удерживающие ножны остальных даг, — и еще четыре Алаторы присоединились к своей сестре, образовав сверкающий хоровод из пяти клинков, кружащихся у меня над головой. А дальше произошло невероятное…
Вращение даг все ускорялось до тех пор, пока контуры их лезвий не слились в один общий, образовав непрерывную, лучезарную полосу. Сталь звякнула о сталь, когда Алаторы сблизились и неожиданно сложились все вместе, превратившись в совершенное оружие, вобравшее в себя силу всех даг. Новорожденный клинок — тяжелый и буквально налитый пронзительно-белым светом — грянул вниз, покорно впечатываясь в мою выжидательно подставленную ладонь, ложась в нее весомо и уверенно. И тогда я наконец-то поняла все…
Оружейница говорила правду — Алатор и в самом деле было шесть. Пять стальных лезвий, в нужный момент соединившихся, будто верно собранные кусочки мозаики, и шестой — живой, являющийся умом и сердцем возрожденной Алаторы. И этим шестым клинком стала я — естественное продолжение и логическое завершение моей даги, дочь великой создательницы мечей. Ибо эти даги предназначались мне изначально, ковались нарочно для меня и ждали только меня.
Одним виртуозным взмахом кисти я легко отбила пулю, стукнувшуюся о лезвие даги и упавшую на пол. Ринецея разъяренно взвыла, как раненый зверь, отбрасывая прочь свой пистолет, ставший совершенно никчемным.
— Вот уж не предполагала, что ты сумеешь раскрыть тайну пяти Алатор, — уныло созналась она, одаривая меня опасливым взглядом. — Недаром говорят, будто дуракам везет…
— А давай проверим? — предложила я, поигрывая дагой. — Сразимся. Разве не видно — нам двоим слишком тесно на одной планете…
— Ты не имеешь права лишать меня жизни, — криво улыбнулась Ринецея, стараясь выглядеть уверенной в себе, но улыбка вышла жалкой. — Это же нехорошо, недостойно воина-защитника.
— Да, жить — вот что приятнее и лучше всего, — согласилась я, крадущейся походкой обходя ее по периметру и прикидывая, каких еще неприятностей можно ожидать от сей подлой особы. Ведь она чуть не подловила меня на жалости. — А умирать все равно придется…
— Я не могу умереть, — истерично взвизгнула демоница, сжимая кулаки и едва сдерживая переполняющий ее страх, — я не хочу! — Она уже кричала.
Я презрительно приподняла бровь:
— Да ну? — В этом я с нею еще могла согласиться: ведь умирать добровольно не хочется никому. — Знаешь, некоторые женщины страдают полнейшим отсутствием логики. Они уверены, что два умножить на два — будет пять, если хорошенько поплакать и устроить скандал. Да вот беда — время твоих капризов почти закончилось…
— Не доводи меня до крайности, — шипела Ринецея, отступая к зеркалам. — А не то…
— А не то — что? — заинтересовалась я. — Ты cейчас заплачешь?
Но демоница не ответила.
— Ты cейчас заплачешь?
Но демоница не ответила. Она внезапно резко упала назад — прижалась лопатками к гладкой, однородной поверхности стекла и словно бы ушла в глубь зеркала, растворившись в его плоскости. С громкой руганью я прыгнула вперед, намереваясь ухватить ее за рукав и вытянуть наружу, но сумела различить только прощальную, язвительную усмешку, тающую в толще зеркальной пластины. Я ударила по стеклу кулаком, но оно ответило мне издевательским гулом, больше смахивающим на хохот голодного полуночного хищника. И вот тут я осознала повторно, что зеркало — вовсе не друг мне, а, как и прежде, враг, сейчас нарушивший наш нейтралитет и готовящийся перейти в нападение…