— Слушаю вас, капитан! — немедленно откликнулась послушная машина. — Ваши следующие указания?
— Я хочу, чтобы тебя не стало… — не приказала, а попросила я, чувствуя, что сейчас расплачусь опять, и на этот раз еще горше.
— Слушаюсь! — принял мою команду бортовой компьютер. — Начать запуск процедуры самоуничтожения?
Я молчала, уныло повесив голову и кусая губы. Многие ли из нас способны собственноручно убить своего ребенка, принеся его в жертву безопасности других существ?
— Капитан? — кротко напомнил стальной голос. — Я жду…
— Ульрика, — Генрих сочувственно погладил меня по щеке, — не мучай себя понапрасну. Сделай это быстро!
— Хорошо! — Я тяжело вздохнула. — Приказываю активировать процедуру самоуничтожения. Время задержки — десять минут. Отсчет пошел…
— Отсчет начат, — торжественно провозгласил бортовой компьютер. — До взрыва корабля осталось девять минут пятьдесят восемь секунд…
На выходе из рубки я задержалась и вымученно произнесла, практически не надеясь, что меня поймут:
— Прощай, «Чаша жизни»! Я очень тебя люблю!
Компьютер долго не отвечал, упрямо отмеривая секунды свой жизни… И, уже покидая наружный шлюз, я вдруг услышала голос — не бездушно механический, как раньше, а мелодичный, страдающий и ранимый:
— Прощайте, капитан Си-Тха! Я тоже вас люблю!
А затем мы с Генрихом побежали изо всех сил и мчались до тех пор, пока рокочущий грохот отдаленного взрыва не вырвал пол из-под наших ног, бросив нас на кучу щебня и щедро припорошив облаком мусора, состоящего из мелких металлических обломков.
«Будь счастлива, дочка! — Тихий шепот возник у меня в голове и исчез почти мгновенно, унося с собой посмертную сущность Оружейницы, обретшую вечное успокоение вместе со своим кораблем. — Прощай навсегда!»
«Прощай, мать! — мысленно ответила я, посылая ей воздушный поцелуй, пропитанный тихой грустью и моей любовью. — Спи спокойно! Я тебя не забуду…»
— Чуть левее — и она бы угодила мне точно в висок! — уважительно констатировал Генрих, указывая на тонкую стальную спицу, застрявшую в камнях возле его головы. — Гляди, «Чаша жизни» чуть не забрала меня с собой!
— Ты у нас везучий! — Я отерла его покрытое копотью лицо и одобрительно потрепала барона по плечу. — Не погиб — значит, проживешь долгую и счастливую жизнь…
— С тобой? — спросил сильф, хватая меня за пальцы и требовательно заглядывая в глаза.
Я отвернулась, не проронив ни звука. А что я могла ему сказать?
— Тут! — со стопроцентной уверенностью произнес барон, берясь за массивное серебряное кольцо, укрепленное на прочной двустворчатой двери. — Мы пришли!
— А ты уверен, что он все еще там? — выразила я сомнение, недоверчиво разглядывая вычеканенную из металла морду жутковатой твари, служившую дверной ручкой. — Все же времени с тех пор, как ты в последний раз посещал это подземелье, миновало немало…
— Уверен! — сварливо огрызнулся Генрих. — Если бы тебя так придавило, как его, то еще неизвестно, сколько бы резвости ты проявила. Видишь? — Он распахнул дверь, плечом пропихивая меня вперед. Тогда я послушно шагнула в обширное полукруглое помещение, слабо освещенное единственной неяркой лампой, вгляделась в заполняющие его предметы и потрясенно ахнула…
Вдоль стен комнаты выстроились десятки распахнутых сундуков, заполненных неисчислимым множеством всевозможных ювелирных изделий, золотыми слитками и оружием в богатой оправе. Но мое внимание привлекли вовсе не эти сказочные сокровища, а установленный на невысоком постаменте трон и прикованный к нему мужчина, до самых колен вросший в каменную глыбу своего страшного узилища и образовавший с нею единое целое. Мне показалось, он дремлет, опустив голову на широкую грудь и распластав по пластинам филигранной кольчуги длинную седую бороду. Чело величественного узника венчала королевская корона, усеянная крупными рубинами. От всей его крупной фигуры так и веяло спокойной уверенностью и скромным достоинством уважающего себя и всех других людей человека, привыкшего не тратить слов попусту и измеряющего свой жизненный путь не бессмысленными разговорами, а делами и поступками.
— Отец! — с неописуемо нежными интонациями позвал Генрих. — Проснись! Я вернулся…
— Король Грей, проснитесь! — вторила ему я.
Глубокий вздох всколыхнул могучую грудь плененного короля, он поднял голову и взглянул на меня красивыми карими глазами, так похожими на глаза его потомка. Слабая улыбка украсила бледные губы старого богатыря, наполнив мое сердце смешанной с уважением жалостью. Я опустилась на одно колено и поцеловала его бледную кисть, вяло лежащую на ручке каменного трона. Мужчина мягко провел пальцем по моему подбородку, словно проверяя — уж не сон ли ему снится?
— Сначала мне померещилось, будто это моя любимая пришла ко мне вновь, — извиняющимся за свою вольность голосом признался он. — Но почти сразу я понял: ты — не она. Похожа будто две капли воды, но не она. Твои глаза смотрят куда жестче, очерк губ намного тверже, ты грозно хмуришь брови и сосредоточенно прикусываешь губу… — Он ласково усмехнулся. — Ты — не Аола! Ты — суровое милосердие с мечом в руке, несущее миру обновление и воскрешение. Так кто же ты?