— Генрих, — во все горло заорала я, одновременно отбиваясь и Нурилоном, и Алаторой. — Просыпайся, увалень тугоухий. Иначе меня для тебя даже некромант потом из кусков не соберет!
— Гоблины! — Барон с утробным рычанием выпутался из закрывавшей его попоны и лихорадочно заработал острием рапиры, отвлекая на себя сразу двух тварей. Его глаза светились шальным восторгом и упоением битвы. — Ульрика, ну что ты за женщина такая неспокойная? — риторически поинтересовался он, успевая одобрительно подмигнуть мне. — Вот признайся честно, ты способна хотя бы день прожить мирно и спокойно, без новых авантюр?
— Сомневаюсь! — хрипло выдохнула я, подсекая нижние конечности второго Охотника. — Я очень в этом сомневаюсь!
Этот бой стал не только подлинной борьбой за выживание, но финальной проверкой наших воинских навыков и последним нерушимым рубежом, перейдя который ты начинаешь четко осознавать — пути назад уже нет. Мы осмелились в открытую выступить против демиургов и понимали — теперь нам представляется возможность выбора: погибнуть или победить. И то и другое нелегко выполнить, но третьего здесь уже не дано, ибо отступать некуда. А поэтому мы сражались — оружием, зубами и когтями, сражались так, как еще никогда до нынешнего момента. Увы, расклад сил оказался слишком неравным. Четыре Охотника неумолимо теснили нас в глубь Храма, действуя согласно заложенной в них программе.
Увы, расклад сил оказался слишком неравным. Четыре Охотника неумолимо теснили нас в глубь Храма, действуя согласно заложенной в них программе. Приданная тварям техника боя шла в полный разрез с нашим прежним опытом, низводя нас до уровня наивных новобранцев, впервые в жизни взявших в руки мечи. До сего момента мне никогда не доводилось видеть приемы и выпады, подобные тем, кои демонстрировали нам сейчас слуги демиургов, озверело дерясь за каждый шаг, за каждый сантиметр отвоеванного у нас пространства. Пот градом стекал по нашим лбам, болели сжимающие рукояти клинков ладони, и все равно — мы отступали, скрежеща зубами от бессильного гнева и осознания собственного несовершенства. Мы — дети Старшей крови, прирожденные бойцы и повелители — сегодня выглядели слабыми насекомыми, осмелившимися встать рядом с этими закованными в сталь чудовищами, не ведающими страха и не признающими усталости. Мы изначально были обречены на поражение.
Нас буквально втолкнули в круглый зал, скудно освещенный рассеянным лунным светом, проникающим через пролом в крыше. Пыль и паутина покрывали ритуальные сооружения кентавров, а в центре помещения одиноко высился кубический алтарь, искусно изготовленный из чуть розоватого горного хрусталя — слегка помутневшего, но до сих пор прекрасного. Стараясь не выпускать из поля зрения своих неумолимых противников, я чуть скосила зрачки, заметив в глубине алтаря что-то серебристое, испускающее ровное, неяркое свечение. Похоже, и Охотникам, и нам требовалось именно это магическое нечто, невообразимо долгие столетия мирно пролежавшее в самом сердце Долины кленов. Несомненно, хрустальный алтарь оберегал три Плаща божественных братьев, способные провести нас на корабль творцов.
Невзирая на наше отчаянное противостояние, один из Охотников вскорости прорвался к алтарю и мощным ударом своего гигантского клинка снес его верхнюю часть, открывая доступ к искомому сокровищу.
— Генрих, — истошно взывала я, уже не обращая внимания на сбитое дыхание, — если твари получат покоящиеся внутри алтаря раритеты, то мы уже никогда не сможем попасть на корабль.
— Догадываюсь, что они сюда не просто размяться прибыли, — нехотя буркнул барон, ни на миг не отвлекаясь от клинка Охотника, порхающего в опасной близости от его груди. — И какого гоблина я тебя послушался, бездумно отправляясь в эту якобы безопасную экспедицию? Да чтобы я еще хоть раз…
— Ты жить хочешь? — Я бесцеремонно перебила его патетические излияния. — Да или нет?
— Нет, ты точно сумасшедшая! — саркастично осклабился де Грей. — То есть да, конечно, хочу!
— Тогда послушаешь меня еще не раз и не два! — жестко припечатала я. — И без лишних вопросов!
Барон едва не подавился очередным колким словом, готовым сорваться с его губ, но сдержался и промолчал.
Видимо, какой-то малой долей разума Охотники все-таки обладали, потому что, будто сговорившись, трое из них вдруг прикрыли собой четвертого, стрелой рванувшегося к вскрытому алтарю. Я закричала, но мой окрик опоздал. Тварь сунула конечность внутрь хрустального куба и, подцепив пальцем, выудила один сгусток серебристого свечения, оказавшийся свернутым в рулон куском необычной ткани. Но, едва угодивши в руки Охотника, Плащ богов внезапно вспыхнул яркой звездой, рассыпаясь в прах… Я надрывно застонала, понимая — первая из трех святынь потеряна безвозвратно…
«Лишь чистый душой и помыслами человек достоин прикоснуться к одеянию бога! — вспомнила я предупреждение кентавров. — Вот гоблины, нужно как-то исхитриться и не допустить, чтобы твари извлекли из алтаря оставшиеся Плащи!»
Но исполнить сию труднейшую задумку на деле оказалось практически невозможно.
Мы сумели отвлечь Охотника от куба, едва не поплатившись за это жизнями. На плече Генриха зиял глубокий порез, а я получила полновесный удар по макушке и теперь усиленно боролась с некстати нахлынувшим головокружением, утратив способность четко координировать свои движения. Стало заметно, что ситуация складывается явно не в нашу пользу…
— Зови их, — вдруг устало приказал Генрих, обращая ко мне измазанное в крови лицо. — Иначе нам конец!