— Да! — шепнула я, ласково баюкая двух лежащих у меня на груди детей — мальчика и девочку. — Я согласна! — Я чувствовала, что уже люблю Мириам как родную, ничуть не меньше Люцифера. — Боги послали мне дочку!
И все это время я ощущала на себе неотступный взгляд Генриха — раздевающий, удовлетворенный, собственнический. Отныне я оказалась целиком и полностью в его власти…
Глава 9
— Ладно, — бросила я тоскливый взгляд на размеренно покачивающуюся колыбельку, прислушиваясь к синхронному сопению двух крохотных носиков, — я согласна…
Генрих тут же сделал шаг назад, избавляя меня от неприятной тяжести своего тела и выдыхая столь шумно, будто он только что освободился от некоего неподъемного груза.
Неужели он подумал, что победил? О нет, наша битва едва началась…
Я склочно прищурилась, собираясь поторговаться:
— Согласна, но с рядом условий!
— Это еще какие такие условия ты придумала? — угрюмо буркнул барон, усаживаясь в кресло, разливая по бокалам неизвестно кем недопитые полбутылки вина и жестом приглашая меня занять место напротив него. Его загорелый лоб прорезала одинокая упрямая морщинка, карие глаза смотрели крайне настороженно и неприветливо… Я вздохнула, испытывая искреннее раскаяние и сожаление…
«Мне и правда очень жаль, Генрих, — мелькнуло у меня в голове. — Сложись все иначе — мы, наверно, смогли бы стать уж если не любовниками, то хотя бы друзьями. Я не обвиняю тебя ни в чем. Ты такой, какой есть, — обычный земной мужчина, озабоченный собственными удовольствиями и эгоистично стремящийся урвать от жизни самый сладкий кусок. Ты не паришь в облаках, а прочно стоишь на обеих ногах, не заморачиваясь излишней романтикой. Тебе не дано расправить крылья и взлететь к огнедышащему солнцу, рискуя сгореть от жара его лучей, но за этот краткий миг успев понять: ради этого стоит умереть. Боги, у тебя и крыльев-то нет, а есть лишь красивые мышцы, излишек либидо [74] , немного мозгов, много сомнений и прочие полагающиеся мужику причиндалы. — Мои губы невольно растянулись в откровенно саркастичной ухмылке. — Ты не герой, и даже не мой принц. Ты просто беспринципный претендент на мое тело…»
Словно угадав посетившие меня мысли, де Грей сконфуженно пригладил свои ухоженные усики и смущенно закинул ногу на ногу, неосознанно пытаясь защитить самое дорогое мужское достояние. Я смешливо фыркнула. Я его не боялась.
— Генрих, — заявила я ультимативно, — я принимаю условия нашей сделки…
«О боги, — услужливо подсказал мой внутренний голос, — опять сделка! Жизнь слишком часто превращается в омерзительную торговлю телом, душой и идеалами, разбивая мечты. Жизнь продажна по своей сути…»
— И ты удовлетворишь мое желание? — нетерпеливо наклонился ко мне сильф, обшаривая похотливо прижмуренными глазами всю мою фигуру. Наверно, так смотрит голодный кот, узревший вожделенную миску со сметаной.
— Да, — я язвительно рассмеялась, откидываясь в кресле и принимая соблазнительную позу, — удовлетворю!
Барон взбудораженно сглотнул, по его сильной шее прокатилась волна рефлекторного подергивания мышц, почти пресекая дыхание. Кровь прилила к смуглым щекам, протянутые ко мне пальцы плотоядно скрючились…
— Стоп, — я ударила Генриха по руке, — не спеши. Я еще не озвучила своих ответных требований.
— Проси! — коротко каркнул мужчина, судорожно вцепляясь в подлокотники кресла и пытаясь усмирить свою бунтующую плоть. — Чего ты хочешь?
— Ее. — Легким движением ресниц я указала на безмятежно спящую малютку Мириам. — Отдай мне свою дочку. Тебе она все равно не нужна.
Барон изобразил задумчивое колебание, набивая цену. Я усмехнулась. Кого он пытается обмануть? Да у него же все на лице написано! Участь малышки волнует его в самую последнюю очередь.
— Забирай, — небрежным взмахом бокала он отдал мне безгрешную душу своей дочери, — теперь она твоя.
— Договорились. — Я спрятала свою жалость подальше, в самую глубину души, продолжая старательно играть роль жестокой, расчетливой стервы.
— Договорились. — Я спрятала свою жалость подальше, в самую глубину души, продолжая старательно играть роль жестокой, расчетливой стервы. — Мы проведем с тобой одну ночь, а после нее я забираю обоих детей — и ухожу из дворца!
— Чего? — От неожиданности Генрих буквально подпрыгнул в кресле, взирая на меня с ужасом и растерянностью. — Как уйдешь? Но я рассчитывал, что ты останешься жить здесь, со мной… Хотя бы некоторое время… — В его голосе проскользнули заискивающие нотки. — Пожалуйста, Ульрика! — Очевидно, это слово далось ему нелегко, ощутимо уколов его самолюбие и унизив гордость. — Прошу тебя!
Я нагнулась к своим сапогам, делая вид, будто поправляю пряжку на щиколотке, а на самом деле скрывая торжествующую улыбку. Если в этом мире продается все — даже женщины, — то почему бы тогда мне не продать себя за что-нибудь подлинно нужное, полезное для всех?
— А если я проведу во дворце месяц, два, три… — Я забавлялась с ним, словно кошка с мышкой, любуясь мгновенной сменой настроения, красноречиво отражающейся на его нервно подергивающемся лице, — …скажем, полгода? — Тут глаза барона засияли столь экзальтированно и ярко, что я всерьез побоялась ослепнуть. — То что ты дашь мне взамен?