И тут до меня дошло…
— Нет, — надрывно закричала я, с отвращением отшвыривая страшное оружие, срубленным деревом валясь на песок и бессильно колотя по нему стиснутыми кулаками. — Нет, что угодно, но только не он…
— Ульрика, — спокойно произнес Эткин, легко поднимая меня одной лапой и растроганно прижимая к своей необъятной груди, в глубине которой ровно стучало благородное, любящее сердце, — не плачь, родная моя. Ничего уже не изменишь, все предрешено судьбой. Существует лишь одна-единственная сила в этом мире, способная пробудить ото сна всех моих братьев и сестер. Вспомни свою чудесную балладу о мудрейшем из нас, ставшую пророческой. Потому что эта нужная нам сила — кровь последнего выжившего дракона… Моя кровь!
Жить хотят все — старые и молодые, глупые и умные, богатые и бедные, счастливые и несчастные. Подчас случается так, что мы терпим совершенно не поддающуюся описанию боль, переносим немыслимые унижения, пускаемся на подлость и предательство ради самой желанной цели, называемой выживанием. Мы готовы платить за жизнь любую цену. Жизнь покупают и продают, дарят и одалживают взаймы, забирают и отдают. Жизнь частенько измеряется, а иногда — не измеряется деньгами и властью, благами и удовольствиями. Жизнь — это все и ничего, слишком мало и неизмеримо много. Ее называют даром богов и наказанием судьбы, долей и испытанием, тяжкой участью и улыбкой фортуны. За жизнь цепляются все и каждый, и наверняка лишь очень немногие из нас способны отказаться от жизни добровольно, безвозмездно передав ее другому. А ведь именно таких бескорыстных смельчаков мы и называем героями.
Эткин осторожно поставил меня на ноги, поднял и подал мне несправедливо обиженную, ни в чем не повинную дагу — и теперь смотрел на меня сожалеющим взглядом, терпеливо склонив набок свою тяжелую голову.
— Эткин! — взмолилась я, вкладывая в его благозвучное имя всю страшную боль, отныне навечно поселившуюся в моем сердце.
— Эткин! — взмолилась я, вкладывая в его благозвучное имя всю страшную боль, отныне навечно поселившуюся в моем сердце. — Эткин!
Дракон немедленно загримасничал, мастерски изображая на своей морде величайшее сожаление, впрочем изрядно разбавленное его неизменной дурашливостью до такой уместной степени, будто он доподлинно знал: умирать нужно весело.
— Мелеана, не драматизируй, — четко выговорил он. — Оно того не стоит!
— Не стоит? — Мне казалось, что он несет несусветную чушь. — А чего оно стоит?
— Это не имеет стандартных единиц измерения, — спокойно пояснил гигант, — во всяком случае, вещественных. Если тебе станет от этого легче, то ты можешь придумать их сама. Например, «одна драконо-смерть» за спасение целого народа, или — «один удар клинка» за выживание моей любимой.
Он посмотрел на Ларру так, что мне немедленно стало во сто раз горше. Ибо я никогда еще не видывала такой самоотверженной и безбрежной любви, способной уместиться в одном коротком, мимолетном взгляде. Ну разве только у Астора — там, на залитой кровью арене Геферта…
— Поверь мне, моя милая девочка, — тихонько продолжил Эткин, прикрывая веками свои возбужденно блестящие глаза, — ради достижения подобной цели я готов умереть не один, а целую сотню раз. Не сожалей ни о чем и не печалься попусту, ибо все предопределено заранее. Ведь ради этого я и родился, встретил тебя и прошел длинный жизненный путь. И спасибо демиургам, позволившим мне умереть столь доблестной смертью, а не сдохнуть от старости в своей пещере, закопавшись в груду золота, которую, кстати, я завещаю тебе. Полагаю, — он добродушно усмехнулся, — ты пораскинешь мозгами на досуге да и придумаешь, куда ее следует употребить с наибольшей пользой для всех…
— Отолью твою статую в натуральную величину! — хрипло буркнула я, утирая слезы и пытаясь выдавить приневоленную улыбку.
— Это мне-то, склочному и вредному? — обалдело выдохнул дракон струю дыма. — Статую? Круто!
— Ну я и сама далеко не подарочный вариант! — утешила я друга. — А вообще-то еще подумаю…
Эткин улыбался во всю пасть.
— Ульрика, — мягко напомнил он, — не затягивай прощания, не мучай ни себя, ни меня. Проделай нужную процедуру быстро и дай отдых моей истерзанной душе…
Я вздохнула, совершенно не представляя, что конкретно мне следует сделать.
— Прислушайся к себе, — еле слышно подсказала Ларра. — И интуиция тебя не обманет…
Я постояла еще мгновение, нерешительно покачивая в ладони тяжелую дагу, а потом внезапно решилась и, коротко размахнувшись, нанесла один быстрый удар, направленный прямо в сердце моего мудрого наставника. Драконью чешую всегда называют непробиваемой, от соприкосновения с нею гнутся мечи и ломаются наконечники копий, но сейчас она поддалась необычайно легко, приняв в себя лезвие Алаторы полностью, до самой рукояти… Все наблюдающие за этим ужасным зрелищем потрясенно вскрикнули…
Но, наперекор моим ожиданиям, на краях раны не появилось ни капли крови. А силуэт мускулистого драконьего тела вдруг начал бледнеть и истончаться, медленно превращаясь в россыпь серебряной пыли, многочисленными тонкими струйками поднимающейся вверх.
— Магия, — ликующе закричала Ларра, смеясь и плача одновременно, — в наш мир вернулась магия…