Захар замолчал, глядя на свои руки.
— И случилось землетрясение.
— Не веришь? — безнадежно откликнулся Захар. — Да… я перепутал формулу… по-моему, что-то напортачил с законом всемирного тяготения. И…
Саша вспомнил, что с той самостоятельной Захара увезли на «Скорой». Кононенко потерял сознание.
— …и оно сломалось, — шепотом договорил Захар. — Что-то в ее проклятии… не выдержало. Все-таки закон всемирного тяготения… знаешь… не всякой ведьме под силу.
Саша встал и открыл багажник.
Вытащил мангал. Вытащил трехлитровую банку с замаринованными кусочками свинины. Мариновал безо всякого уксуса — майонез, лимон, красное вино.
— Давай жарить, что ли, — сказал сухо. — А то перекиснет.
— Я доскажу, — быстро пробормотал Захар. — Я… с тех пор… ну, как я школу окончил, ты помнишь… или нет? Ну, неважно… Я с тех пор боялся брать в руки ручку, карандаш… На доске еще мог писать… а на бумаге — нет. Дали мне справку, что у меня дисграфия или еще что-то… какая-то фигня, короче, что у меня расстройство письма… Не поступить никуда, об институте и речи нет… И стал я поделки резать из липы. Ну, кирпичи клал… В автомастерской три года… Неважно, неважно! — выкрикнул он, видя, что Сашино терпение заканчивается. — Ты знаешь, я… с тех пор время прошло… Немного рисовал… Писать мог — чуть-чуть… Заявление там на работу или просто подписаться… Уже мог! И подбили меня… Плакат им нарисовать. Чтобы рекламщикам не платить… Профессионалам… А тут — просто листовка. Про пылесосы.
— Что? — Саша резко обернулся.
Бывший однокашник смотрел на него тревожно и грустно, как старая собака.
— Я нарисовал пылесос, — тихо сказал Захар, отводя глаза, — и написал… написал: «Пылесос «Никодим» — позарез необходим».
— Что?!
— Ты знаешь. — Захар втянул голову в плечи. — Потом… вот… такое… и они узнали.
— Кто — «они»?
— У меня под домом дежурят, — продолжал Захар, глядя мимо. — Звонили… обещали миллион долларов… Потом, когда я для них стану рекламу рисовать…
Саша молчал.
— А другие обещали убить. — Захар потер ладони. — За такое убивают… правда?
Саша выпустил мангал, тот улегся на траву, растопырив три коротких ножки.
— Так, — сказал Саша. — А ну выметайся отсюда. Давай чеши, чтобы духу твоего…
Захар покорно поднялся. У калитки остановился, обернулся:
— За деньги спасибо… Только… Это ты ей тогда портрет подрисовал. Я знаю.
— Иди себе!
— Я почему тебе все рассказал… Потому что это ты подрисовал. И она… про тебя сказала тоже. Тогда. В проклятии.
Захар Кононенко повернулся и вышел за ворота.
* * *
«Врал, подлец. Или крыша поехала. Параноик чертов. Миллион баксов… убить обещали… Кому он сдался, псих?! Блин, я столько шашлыка один не сожру!.. Ладно, пожарю, там видно будет. Как в анекдоте: «Что не съем, то понадкусываю!»
Руки предательски дрожали. Остро пахнущие куски свинины выскальзывали из пальцев.
«Это не от страха, а от лютой ненависти!» — пришел на ум финал другого анекдота. Такие цитаты всегда помогали успокоить нервы. Вот и сейчас: Саша криво, по-волчьи усмехнулся. Нанизал последний шампур. Огляделся в поисках чистой ветоши. На краю раскладного стула, где сидел Захар, обнаружился мятый клочок бумаги. Придавленный камешком, чтоб ветром не унесло. Тайком оставил, зараза…
Впрочем, бумага не граната, а хозяин дачи за бывшим однокашником особо не следил.
Записка? А хоть бы и так!
В самый раз сойдет руки вытереть.
Любопытство победило: прежде чем использовать записку по назначению, Саша принялся разбирать каракули Захара. Дисграфия, чтоб тебя! Первоклашки разборчивей пишут…
«Я знал ты не поверишь. Я тебе правду… а ты… Зря. Удачи, Саня!»
Ага, правду. Держи карман шире! Нашел дурака…
Тем не менее вытирать руки Захаровым посланием Саша раздумал. Отыскал кусок старой газеты. Вскрыл купленный заранее пакет, засыпал в мангал уголь.
Правду он, бомжара… правду…
Из багажника Саша извлек флакон с разжигателем, плеснул на уголь. Поднес спичку. Гори он синим пламенем, этот Захар, с его проблемами… Сиреневые язычки жадно облизали топливо. Буквально через минуту уголь зарделся, словно от смущения. Вскоре пламя сошло на нет, от мангала ощутимо потянуло жаром. Настало время шампуров.
«Ну ладно, допустим, Захар не врет. Насчет проклятия. Я ведь Янке только лицо подкрасил, карандашом. Значит, на Захаре процентов восемьдесят, а на мне — двадцать. Хорошо. Допустим…»
Саша любил мыслить конкретно. Числами. Процентами. Суммами.
Поднялся легкий ветер. Словно вдруг заработали два пылесоса «Никодим», без дела скучавшие в кладовке. Два никому не нужных пылесоса. Два позарез необходимых каждому гражданину пылесоса.
«Я всего лишь сделал допущение. Верно? Если на мне проклятие, еще со школы, оно как-то должно действовать. Как? «На словах — вранье. На бумаге — правда». Когда Захар рассказывал, я ему не верил. Когда прочитал его чертову записку…
На бумаге — правда…»
Саша честно попытался вспомнить: что ему довелось писать от руки или набирать на компьютере за годы, минувшие после окончания школы. Бред собачий. Тонны бумаги. Но, может, было что-то особенное? Имевшее последствия, которые он не сопоставил?
Ничего экстраординарного на ум не приходило.