И скалится, скалится! Рядом с ним другой, поменьше и пожиже, вроде как Бесок. Тоже зубы кажет.
Тоже зубы кажет. И ведь что интересно? Лица как лица, знакомые даже. Видел я Бесовище в райкоме нашем, не раз видел! Но почудилось: не лица — рыла свиные под ушами острыми, собачьими. То ли лампы керосиновые тому виной, то ли страх мой, в душу въевшийся…
Третьего, что впустил в хату, разглядеть не успел. Провел он меня — и назад к двери вернулся. Не иначе разводящим в бесовском кагале служит.
— Дело, дело говори! — Бесовище торопит. — У нас и без тебя, шпиона и вредителя, забот хватает. Или помочь?
И на стол кивает. Поглядел я туда… Эхма! Вот она, беглянка моя родимая, печать с ручкой деревянной, полированной. Лежит себе на тарелке с синей каймой, словно к ужину приготовленная. Не одна лежит — рядом с пачкой червонцев, что я только что бесу-разводящему в лапу сунул.
А если подумать, то и вправду к ужину. Только ужинать мною собрались.
— Доказательства вещественные налицо, — скалит клыки Бесок, ближе подскакивая. — Сам признание в польском шпионаже и в замысле на террор напишешь — или продиктовать по буквам?
— А может, по хребту поленом? — Бесовище поганое хохочет. Молчу, хоть и страшно до колик. Пояснил мне кум: обычай у них такой, у бесов. Вначале пугать да грозить, а если на попятную не пойдешь, тогда и о деле начинать. Так и вышло. Отсмеялось Бесовище, губы свои толстые рукавом вытерло.
— Зачем писать-то? Нам в том интересу нет. Что деньги принес, хвалю, только червонцы твои все одно наши. Ты про них рассказывать не станешь, лишний срок наматывать, а мы за здоровье твое хилое выпьем. Но не поможет, ой не поможет!
И вновь скалится, но уже не смеется. Видать, к делу близко.
— Вот чего, вражина дурная, — встревает Бесок. — Денег у нас достаточно — и шпионов хватает, не один ты такой оказался. Нам теперь все подвластны, даже товарища Химерного можно не бояться. Тьфу на него! А потому иной у нас интерес. Повеселиться бы от души, вечер убить. Тебе тоже, шпиону польскому и японскому, спешить в подвал наш не резон. А потому сыграем-ка в рулетку. Настоящей у нас нет, не Монте-Карло…
— …А Монте-Карловка. — Бесовище подмигивает. — Иные у нас рулетки. Помнишь, как на деникинских фронтах господа офицеры барабан револьверный у виска крутили, счастье испытывали? А мы еще затейливее устроим. Врага народа Гоголя читал — про то, как один дурень в карты шапку отыгрывал?
Пожал я плечами. Читал я, конечно, нашего Николая Васильевича, только не врага же!
— Врага, врага! — хмыкает Бесок на самое ухо. — Ох и много материала мы на Гоголя собрали! Жаль, помер, достать пока не можем. Ну, дай срок, мы ему тоже… срок обеспечим — в лагере исправительно-трудовом. До Страшного Суда!
Холодно мне стало. Хоть и шутит бес, а верится. Такие и на том свете достанут!
— В карты — это прежде было, — Бесовище гудит. — А мы в веселую рулетку сыграем. Анекдоты любишь?
— Кто же анекдоты не любит? — вновь Бесок встревает, лапу мне на плечо кладет. — Какой анекдот ты на прошлый Первомай начальнику МТС рассказывал, а? Приятно вспомнить! Ну а мы такие анекдоты коллекционируем. Любим это дело!
— Большая у нас коллекция! — соглашается Бесовище. — Второй лагерь наполняем. Знаешь этот анекдот, козаче? А потому такая у нас Монте-Карловка выйдет. Мы друг другу анекдоты рассказывать станем — политические, настоящие.
Мы друг другу анекдоты рассказывать станем — политические, настоящие. Кто первый засмеется, тот и проиграл. Мы проиграем — печать тебе, дурню, отдаем и на все четыре стороны отпускаем. Гуляй — пока! А проиграешь — уж не обессудь. Здесь же за столом признание напишешь. И анекдоты политические про вождей наших и про партию родную в том признании первым пунктом пойдут. По рукам?
— По рукам!
Выдохнул, не думая даже. Что за казак без анекдота? Помнил я их целый товарный вагон с тележкой в придачу. А вот смеяться мне не с руки. Какой уж смех в пекле?
— Если по рукам… — наклонился вперед Бесовище, зенками своими царапнул. — Смейся тогда… Вызывает товарищ Сталин к себе врага народа Радека, да и говорит: «Ты чего про меня, вождя, политические анекдоты придумываешь?» А тот ему…
Даже не улыбнулся я, дослушав. Такую древность рассказывать! Кивнул — и в ответ:
— Приходит сумасшедший в ресторан и — официанту: «Мне столик на двоих». Тот: почему, мол? А он: «У меня раздвоение личности, я — Каменев и…»
Не дрогнули, не моргнули. Оно и понятно, старый анекдот, прошлогодний.
— По радио сообщают, что в республике Испанской, где война сейчас идет, взят Теруэль, — Бесок вступает. — А наши спрашивают…
И это знаю, не улыбаюсь. Чего смешного? Разумно спрашивают: жену Теруэля тоже взяли? А вот я им сейчас!..
— Троцкий и Гитлер пошли как-то в ресторан…
И — поехало! Они мне про Калинина и балерину, я — про Енукидзе и секретаршу. Они про Ворошилова, я про Тухачевского, они про Молотова, я про Бухарина. Не умолкаем, крутим рулетку дальше. Но — не смеемся, хоть и смешные анекдоты попадаются. Измаялись, повторяться стали, однако не сдаемся, потому как они, бесы поганые, в самый кураж вошли, мне же сдаваться — и вовсе не с руки. И замысел у нас, видать, одинаков — самое смешное под конец припасаем. Сначала три старых анекдота, чтобы враг бдительность потерял, а следом — новенький самый. И точно, чуть не дрогнул я, чуть не рассмеялся, когда услышал, как товарищ Сталин всем спокойной ночи желает. Скрипнул зубами. Ладно!