Без любимых.
3.3 «СПАСАТЕЛИ»
С первой же фразы ясно: рассказчик — ребенок. «Неуловимый террорист» видит реальность по-своему: «двумя кирками мы с Леной отчаянно долбим стену». Сон в гипнозе, в подобии киберспейса, просвечивает психику мальчишки, выволакивая за шкирку образы зла, страхи-ужасы, подкинутые окружающей действительностью.
Жизнь — подземелье, полное драконов. В том нет вины ребят. Симург — «царь птиц, великая душа» — посылает их на подвиги (разумеется, виртуальные). Зачем? Какие уровни нужно им пройти, какую миссию выполнить?
Рассказ лишен выраженного драматизма. Просчет автора? Думаю, дело в другом: в замысле. Драматизм остался в предыстории, за порогом интерната. Вышибить скупую читательскую слезу легче легкого (тут ничего не говорится о событиях, которые привели детишек к Симургу), заставить задуматься — сложнее.
Недомолвки словно маяки, мигнут — начнешь зорче всматриваться в текст.
Психопомпы — психиатры, корректировщики психики. Мы узнаем, что критерием прохождения тестов тут является отсутствие виртуальных убийств («не люблю никого убивать», — признается Связник), и начинаем понимать, что это за ребятишки, что произошло с ними. Интернат для детей, пострадавших от насилия, — нужны ли еще какие-то уточнения? «И пожалел седого малыша»…
А когда выясняется, что психиатр Дмитрий Симург и сам из «архаровцев»…
Название рассказа отсылает нас не столько к целителям-психопомпам, сколько к исцеляемым пациентам. Они действительно спасают мир: свой, растущий — и наш, прогнивший. А мир един, и он нуждается в прощении, в том, чтобы его жертвы его приняли и спасли. Иначе — «бои без правил». Иначе — расщепление мира, конец мира. Война поколений: не за (выживание), а против (всех этих сволочей).
«И вообще, дракон хороший. Добрый».
Ох, сомневаюсь…
И все же: драконы должны быть добрыми. Так надо. Только так надо.
Мир растет вместе с детьми и становится таким, каким они его видят.
3.4. «КОЛОБРОД»
В последний день тысячелетия сидела нежить на поляне, виски кушала. Фильмы хорошие вспоминала. С паленым мясом которые. Из всех искусств для черта важнейшим является кино, ну совершенно как для нас с вами. Кино и телевидение. Согласен, шоу-бизнес тоже сближает. И прочие грехи.
Но не о том сказ.
Украина, 19-й год. «Ровно и страшно бились козаки. Ни тот, ни другой не одолевает». Ротмистр Клюке фон Клюгенау прячет в ножны бесполезную шашку. Штабс-капитан Вершинин пьет и вздор городит — раз рассудок оставил мир, бесполезно разговаривать с ним на языке логики. В сумасшедших прибаутках все ощутимее шаманство: то ли ворожит капитан по-черному, то ли от отчаяния колдовскую речь постиг. «Китеж… Смотришь, а не видишь!» — «Сергей, будь человеком! Мы же скоро спятим!» — «Уже спятили, Георгий!»
Отправив деда Мамая в небытие, бойцы белогвардейского отряда получили на вечную память проклятие чаклуна. С той поры скитаются вне времени, вне жизни и смерти — между живыми и мертвыми. Издалека доносятся их песни, и как знать, не к нашему ли костру выплеснутся они этой ночью.
«Рушится привычный космос, жизнь теряет структуру, скелет», — совершенно иной Вершинин произносит эти слова. У костра, отогнавшего тьму, капитан становится провидцем. Он знает: историю делает не Государственная дума. Люди не самоубийцы. Одна лишь нежить рада смерти. «Темные силы нас злобно гнетут» — правильно, очень темные силы, да не те, о которых вы думаете, товарищи. Оглянитесь же вокруг! «Для них мир по-прежнему плоский…»
До поры.
3.5. «КВАРТЕРОНКА» Замысловатый сюжет: от пылесоса «Никодим» — к смеху девочки, нарисованной на листке бумаги.
Пылесос — вещь! Второй пылесос — тоже вещь! Куплю себе взвод пылесосов, по углам их расставлю, чтобы в час уборки по хате не таскать… Откуда вздор в моей голове?
Если бы Саша Маленин вдруг осознал, что его желания — не всегда его…
Но тогда не было бы истории.
Собственно история начинается несколько позже, после пылесосного бума. К человеку, живущему шаблонной благополучной жизнью («жена, сын, любовница, квартира, дача, два-три нескучных друга и счет в банке» — в перечне нет и намека на какие-либо увлечения), звонит одноклассник. Звонок взрывает обыденность: и Захар, и Саша, как выясняется, обладают колдовским умением влиять на людей. Квартеронка Янка Мааса, юная ведьма, обидевшись на неудачный «дружеский шарж», прокляла обоих — наделила способностью превращать все написанное ими на бумаге в правду.
Проклятие не было бы проклятием, если б оборотной стороной правды не стала ложь. Все то же самое, но наоборот: глянет Захар на небо, скажет «солнце светит» — не поверят ему! Тучка к солнышку в тот же миг прилипнет или в глаз соринка попадет — а усомнятся в очевидном факте. Только потому усомнятся, что Захар его вслух высказал.
Кому нужна способность творить истину, если при этом не верят словам?
4.1. «ТУФЛИ»
«Оконная рама сверкнет пентаграммой», и вспыхнет пентакль будней. Будни полны мистики, устоявшейся и привычной, как закон тяготения, или незаметной, заструившейся под ногами с гадючьей внезапностью.
Однажды будни, притворившись сонной и злой гардеробщицей, вручили учителю математики Кириллу пару черных туфель.
Однажды будни, притворившись сонной и злой гардеробщицей, вручили учителю математики Кириллу пару черных туфель. Разумеется, у обувки есть законный хозяин, вот он уже звонит, спрашивает адрес, вот он уже на пороге… А туфли где? — спрятались, чертяки! Спрятались так, что ищи не ищи — не увидишь их.