Витрина поперек дороги.
Витрина магазина на первом этаже дома, которого тут сроду не стояло.
Эскулап минуту-другую тупо смотрел на тупик, потом отогнал машину к тротуару, выключил мотор и задумался.
5
Кашель не желал униматься.
Привычный, как мозоль от ручки на среднем пальце, утренний кашель завзятого курильщика. Сигарета под чашку крепчайшего кофе помогла лишь отчасти. Поэтому, выйдя из подъезда, Доцент закурил еще одну, с ментолом. Ментол недурственно «осаждал» кашель, но вот беда: в последнее время из-за этой пакости начало пошаливать сердце.
Первой пары сегодня не было, но встал он, как обычно, ни свет ни заря. Без всякого будильника. Слово «без» этим утром, пожалуй, ключевое: без будильника встал, без энтузиазма умылся, без аппетита позавтракал, без настроения оделся…
«Безовщина».
Времени до звонка на вторую пару оставалось навалом, и Доцент нога за ногу двинулся по улице в сторону университета. Занятие для камикадзе: читать физтеху историю родной страны.
Занятие для камикадзе: читать физтеху историю родной страны. Нет, он все понимает, для физиков история — мягко говоря, как для историков физика. Но в каком даун-тауне набирают таких лоботрясов?! Спросишь на зачете: «В каком месяце приняли Сентябрьскую Унию?» — молчат и смотрят на тебя, как баран на новые ворота.
Третья пара — свои, истфак. Четвертый курс, Французская революция. Можно будет отдохнуть душой, даже рассказать кое-что сверх программы: этим периодом он занимался специально. Робеспьер, Марат, Дантон… Зато после — заседание кафедры. Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых… Увы, муж идет, попробуй не пойти. И, конечно, почтенный завкаф опять вопьется клещом: где методические планы? Почему за отчетный период вышло две статьи? Где третья для международного сборника? А до сдачи сборника, между прочим, еще три месяца…
Доцент свернул в проходной подъезд, чтобы срезать путь.
На подъезде жильцы установили кодовый замок — чисто из вредности, желая преградить путь веренице пилигримов! — но Доцент давно выяснил код у дворника за бутылку.
Завешенный простынями двор. Посредине, в окружении серых пятиэтажек, ютится двухэтажный флигель. Булькают голуби, собирая крошки. Серый котище греется на солнышке, мурлычет от кайфа. А за «бельевыми заграждениями» — стена.
Старая, из красного кирпича, с оспинами от пуль.
Видать, еще с Отечественной.
Доцент изумленно воззрился на это кирпичное недоразумение. На всякий случай даже снял и протер очки. Нет, не помогло: тупик себе и тупик.
Глухо.
6
Песочница, абрикосы…
Больше всего Сэнсею хотелось вернуться. Вопреки логике, здравому смыслу, нехватке времени. Вернуться и просто поглядеть на нежданное безобразие. Стены за одну ночь сами не вырастают, пространство не затягивается бетоном по собственному желанию, а если таковое все-таки случается, то согласно уже упомянутой логике…
На лбу выстрелил пот (пиво! пиво!). Сэнсей наконец-то осознал, что стряслось.
Какого черта?!
Он обернулся — резко, как на подозрительный шорох в темной подворотне.
Проклятый бетон никуда не делся — стена была по-прежнему рядом, всего в двух шагах. Сзади, то есть теперь снова спереди. Сэнсей резко дернулся, с трудом сдерживая желание броситься со всех ног обратно, не разбирая дороги. Тайный прием карате номер один: далеко убежать и хорошо спрятаться. Порассуждать о причинах, по которым стены не просто возникают там, где не положено, но и начинают преследование, можно будет и потом. В километре отсюда, а еще лучше — на другом конце города.
Сэнсей не без самокритичного злорадства прикинул, что герой очередного «мясного» романа о рукомашестве и ного-дрыжестве не преминул бы врезать по проклятой стене, само собой, в прыжке и с разворотом. С криком «Кийя!» от удара ноги…
Он ощутил боль в правой лодыжке. Дурные мысли иногда бывают материальны — как старый корявый бетон.
Ладно, потом! Сейчас — быстрым шагом к объекту «Мусорные баки», затем вниз по склону, мимо лужи, а после подворотни можно будет и остановиться.
Сэнсей поглядел вперед. Мусорка, где скупают очки, склон, лужа…
Где?!
Стена никуда не делась. Вернее, как раз делась — переместилась вперед, заботливо загородив дорогу. Не только вперед — слева и справа тоже была она, родимая, бетонная.
Он вытер пот со лба, оглянулся уже без всякой надежды, поглядел вверх, в далекое недоступное небо.
Он вытер пот со лба, оглянулся уже без всякой надежды, поглядел вверх, в далекое недоступное небо.
Бетонный колодец о четырех стенах, битый кирпич под ногами, легкое невесомое облачко над головой.
Ничего себе, сходил за хлебушком!
— …Метил его пропаном через бутадион в медный купорос!
И, кажется, не он один.
7
— …Нет, товарищи, так не бывает!
— А как бывает?
— Погодите! Да погодите же! Я шла по улице, хотела перейти Бассейную…
— Оч-чень мило! Какая Бассейная? Я двором шел. То есть вначале через подъезд…
— Н-да, конечно. А я — через подвал. С тем же результатом. Этот двор кто-нибудь вообще видел? Хоть когда-нибудь?
— А я машину не запер. Стоянка, между прочим, там запрещена.
— Где это «там»? Смотрим вокруг: улицы нет, прохода нет, подъезда нет. Чего еще? Подвала нет. Тоже.