— Марина я. А ты смелый, Николай, раз сюда, в «Гандэлык», пожаловал. Место такое, что через одного пускают, а уж выпускают одного из дюжины. Похоже, видал ты виды! Давай я тебя Ником звать буду, чтобы с Колькой не путать.
И браслетик свой погладила ненароком.
И браслетик свой погладила ненароком. Испытывает она меня, что ли?
— Ник — имя славное, — соглашаюсь. — Есть такая страна Шотландия, там Ником кого попало не кличут. Заслужить такое требуется. Правда, не из Шотландии я, поближе слегка.
И глиняную пчелку на стол кладу. Хитро сделана, словно живая. Дунь — улетит! Досталась мне еще от деда, а тому — от прадеда. А уж где ее вылепили, в какой печи обожгли, того и прадед не ведал.
Поглядела дивчина Марина на знак нашего ковена, сжала губы.
Поняла? Кажется, да.
— Вижу, и вправду храбрый ты хлопец, Ник. И обычаи наши знаешь. Колька — не тебе чета, сопляк он и трус. Если помогу, возьмешь к себе? Надоел мне этот город, и Велиар надоел. Неправильно здесь все!
— Олена жива? — перебил я. — Где она?
Кивнула дивчина, в сторону посмотрела, туда, где вход-выход.
— Обряд завтра. Значит, жива. А вот где она, один Велиар знает и еще хлопцы его. Только они не скажут, и никто не скажет. Кольку-то по всему городу ищут, даже в село ехать собираются, где дед его живет.
И я отвернулся, чтобы Марина усмешки моей не приметила. Собираются? Ну, пусть себе, поглядим, чего будет. Соскучился Ярчак мой без дела! И остальным добрая встряска не помешает.
— Отчего же Велиар такую власть забрал? — интересуюсь между тем, коньяк прихлебывая. — Если командированный он, так по обычаям вести себя должен. А тут обряды всякие, безобразия не по чину. Кто он такой, чтобы порядки заведенные нарушать?
Задумалась дивчина, долго молчала. Наконец вздохнула.
— Ладно, расскажу. Но помни: если Велиар узнает, и моя кровь завтра прольется, и меня голой на пентаграмме распнут. Слушай… Появился он три года назад и сразу хлопцев собирать стал. Вначале сказками про древние культы головы морочил, а потом и открылся. Все, сказал, по-новому будет. Раньше за душу золото обещали, а я, мол, чего получше предложу — власть. Над всеми власть. Хочешь — над дивчиной твоей, хочешь — над братом родным, а хочешь — над целым городом. Но за это вы мне до смерти верными быть должны…
Долго рассказывала, пришлось мне еще по стопке «Арарата» брать. Слушал я, на ус мотал, а сам на часы поглядывал. Разговорчивая она, Марина, только не так здесь что-то…
Или, напротив, все как надо движется?
— Дело ясное, — киваю. — Зачем души по одной выманивать, когда можно всех скопом кровавым обрядом связать? И тратиться нет нужды, и без контракта обойтись получится. Выдумщик ваш Велиар!
— Не мой он! — заволновалась дивчина, ближе придвинулась. — Не хочу больше! Он ведь, Велиар, не просто души выманивает, он ногами по душам нашим топчется. Лена твоего Кольку любит, по-настоящему любит, вот Велиар и решил над ними власть свою показать. Мол, не отдашь ее — сгублю, на страх прочим… А ты меня, Ник, отсюда забери, понравился ты мне. Пригожусь я тебе, и всем вашим пригожусь!
Сладко говорит! И рукой, которая с браслетом, к моей ладони тянется.
Не отдернул. Жду, чего дальше будет. Тут и занавеска бамбуковая дернулась, что вход-выход прикрывала.
Здоровеньки булы!
Трое. Пиджаки кожаные, взгляды тяжелые. Вошли, оглянулись. Мол, что вы здесь делаете, добрые люди? И — прямо к нам. Встала дивчина Марина, на меня кивнула:
— Двоюродный брат Колькин.
Сельский ковен, знак пчелы. Берите, ваш!
И мне улыбается:
— Говорила же, что пригожусь, Ник!
Встал и я. На хлопцев кожаных поглядел, затем на нее, затейницу. Усмехнулся в ответ.
— Это я тебе сейчас пригодился. А после, глядишь, и ты мне понадобишься. Тогда и сочтемся.
Кожаные дивчину в сторону отвели, пошептались. К столику шагнули.
— Ник ты или не Ник, пчела — не пчела… Велиар разберется! Сам пойдешь или под руки повести?
Пригляделся я. Справные они хлопцы, конечно, только и мы кое-что умеем. Сейчас показать — или погодить чуток?
А народишко кругом, даром что молодежь жипсовая, бравая, в дверь — шасть! Лишь бамбук зашуршал китайским голосом, из справочника товарища Мао. Ровно Святая Троица им, атеистам-сатанистам, во славе и мощи явилась — стриженная «под полубокс», с кулачищами пудовыми. Ну и ладно. По свободе и дышится легче.
Вдохнул я полной грудью.
Узел галстука подтянул, чтоб на удавленника больше смахивать.
— Вот что, — говорю. — Под ручку я с девками хожу, когда весной женихаюсь. А ваш девичник самое время по телику показывать. В передаче «Человек и закон». Обождите минутку. «Арарат» допью, и отчалим.
Главный кожан, у которого затылок складками, рот открыл: возразить. Не захотел, значит, чтоб двоюродный Колька свой коньячок, честно купленный, допил.
Ну и зря.
5
У них в «Гандэлыке» фирменное блюдо подавали: вареники. С мясом, с творогом, с картошкой и грибами. Мы в селе больше вишни любим, под чарку, но сейчас не до жиру: чем богаты, тем и лепим. Так что моргнул я в адрес кухни, слово шепнул правильное. Мой пращур Пацюк-запорожец, мир его буйному праху, самолично из гроба раз десять подымался — внуков-правнуков обучить. Оставит домовину, к хате шасть и топочет ночью.