Секунды потерянной мелочью катились по мостовой.
— …Так все и будет. — Ладонь контролера отдернулась и слегка дрогнула, словно стряхивая видение. — «Победа — жизнь». На целых десять минут. Лгать здесь не принято, поэтому строго формально вас не обманут.
На целых десять минут. Лгать здесь не принято, поэтому строго формально вас не обманут. Анна Анатольевна, ведь срок дареной жизни, если помните, не оговаривался? Вот и получите… мзду. А через четыре года вновь поманят. Пообещают, скажем, час. Или целых два.
— Что с Максом? — повторила она вслух, даже не пытаясь сообразить, о чем речь. — Что с Максом, ты!..
— Вопросы здесь задаю я. — Долговязый поморщился, как от зубной боли. — А вы цените, Анна Анатольевна! Я бы и без вас обошелся, но после некоторых событий здешние устроители стали излишне внимательными. Пришлось тихонько отойти в сторону… Обещать ничего не буду, но встречу с начальством гарантирую. Вот там вам и ответят. Может быть. Держите!
На его ладони оказался милицейский свисток.
— Патруль за углом, Анна Анатольевна. И учтите, Бумбараша вам не сделать. Бывший наемник, наркоман, после очередной дозы полоснул себя бритвой по горлу… Сами понимаете: подготовка, боевой опыт. Не вам чета! К тому же вас ему показали и все как следует объяснили. Он ведь, собственно, из-за вас за бритву взялся, когда милиция в дверь ломилась…
Она хотела переспросить, узнать у наглого притворялы, что с ее Максиком, но контролер отвернулся. Щелчок зажигалки ударил, будто выстрел.
«Значит, и мертвые курят? Нет, он не мертвый, он такой же, как те, в кашемире!..»
Двадцать девять дней бывает в феврале.
В день последний спят Касьяны на земле…
«Тюфяк» был доволен. Собой, кладбищем, ею, Анкой. Доволен — и воет, сволочь! Но если здесь не лгут и она поговорит с таинственным «начальством»…
Свисток Анка сунула в карман джинсов.
6
— А если я его убью?
— В смысле — победите? — не понял благодетель. — Кого? Вашего Бумбараша? В таком случае, милочка, на подобные соревнования его больше никогда…
— Не победю, — стиснув зубы, перебила Анка, плохо соображая, что говорит. — Убью.
«Ее Бумбараш» стоял метрах в восьми, у края ямы-ринга. Судя по крикам, там, внизу, заканчивался очередной поединок.
Белобрысый наблюдал — очень внимательно.
— Плохо, барышня, плохо! — вполне по-человечески вздохнул благодетель-провожатый. — Эмоции, эмоции… Бумбараш (ну и кличку вы придумали!) этим в отличие от вас не страдает. Для него противник — мясо. Которое надо разделать.
Она кивнула — верно. Теперь ее убийца выглядел совсем иначе, чем тогда, у лестницы. Расправились плечи, выпрямилась спина. Упругой и резкой стала походка. Почему — ясно. Мерзавец уверен в победе. Он узнал ее, вспомнил. И теперь не боится. Ни ее, ни остальных.
— Если на таких соревнованиях кого-то убивают, ему больше не выбраться из-под земли. Во всех смыслах. Но это — если. Между прочим, ставки на Вышибалу по-прежнему три к одному. Но я надеюсь на вас. Не подведите!
Отвечать Анка раздумала.
Третий и четвертый туры прошли очень быстро, без осложнений. «В основном любители», как выразился кашемировый, дрались не лучше обычной уличной шпаны. А вот обещанные профессионалы, даже если считать таковым бритоголового качка из первого тура, сошли с дистанции один за другим. Разве что в третьем туре вышла заминка, когда памятный крепыш в белой рубашке долго не мог завалить угрюмого небритого детину в рваном ватнике.
Оба явно видали виды, и зрители — хозяева жизни-смерти — поспешили взвинтить ставки. Крепыш победил, но и сам не устоял на ногах. Точнее, на ноге — правую детина ему сломал. Анка успела выяснить: травмы, полученные на ринге, исчезали — вместе с жизнью, — едва боец выбирался из ямы. Но драться калекам было уже нельзя.
Финал намечался скучный.
В противниках Анки оказался лысый толстяк лет сорока с безумными бычьими глазами. Все его бои она пропустила и теперь могла лишь догадываться, как тот сумел победить. Наверное, удача — попались еще большие неумехи. Перед схваткой тип с сигаркой — Велиар, если верить всезнающему «тюфяку» — подошел к обоим бойцам. Ничего не сказал, но посмотрел очень внимательно.
И вновь шершавое, старое дерево под пальцами.
Перекладина лестницы.
Анка не волновалась. Противник представлялся ей пустым местом, сквозь которое надо бить, целясь в настоящего врага. Так прошибают кулаком дюймовые доски.
Не волновалась — и чуть не погибла. Во второй, стало быть, раз.
Толстяк решил не ждать. Скатившись с насыпи, он бросился прямо на Анку, и слишком поздно она заметила в его руке длинную острую спицу.
Бои без правил.
Чудом успела уклониться — спасли многолетние тренировки, когда на опасность начинаешь реагировать, не думая. Сэнсей называл это «хара-гэй» — «глаз в животе». Спица скользнула по рукаву кружевной блузки, оставив на предплечье длинную царапину. Толстяк не удержался на ногах, упал, ткнувшись ладонями в черную мерзлую землю…
Остальное было легче легкого. Убивать его Анка раздумала, просто сломала все пальцы — на обеих руках.
Чтобы помнил. Вечно.
На сей раз ей даже аплодировали. Не очень громко, правда.
7
Зрителей стало больше. К кашемировым, дружно обступившим яму, присоединился какой-то непонятный люд — не иначе с соседних аллей, из-под крестов и надгробий. Похоже, святой Касьян и вправду слегка подзабыл службу.