— Бим… побрейся, а?..
Еще он стал закладывать за галстук. Сперва тайком, а дальше — открыто. Хуже нет, когда пьет человек с крепкой головой. Такому больше надо, чтобы рухнуть наповал. В минуты притворной трезвости, когда муж старался не подать вида, что последние сто граммов были лишними, Нюрка ловила на себе его взгляд исподтишка. «Ты же шарлатанка, — говорил взгляд. — Ты — рыжий Бом. Почему они верят тебе, а не мне? Почему они вообще верят?!»
«Я — Нюрка Гаврош, — отвечала она таким же молчаливым взглядом. — Я не знаю».
Врать было трудно. Конечно, знала. Ночь, Грековская, 38, «Харизма LTD.»…
Анна Павловна теряла мужа. Теряла живого, еще не очень старого, родного человека. Сколько раз она предлагала своему Биму умыть его через дверную скобу? Отшептать от порчи? Снять сглаз и дать попить травок? Не сосчитать. Муж молчал и смотрел.
Так смотрел, что лучше бы отвернулся.
— Не буду я бриться. Незачем.
В сердце Нюрки закипел чайник. Огромный синебрюхий чайник со свистулькой, давным-давно забытый на огне.
Незачем.
В сердце Нюрки закипел чайник. Огромный синебрюхий чайник со свистулькой, давным-давно забытый на огне. Пар ударил в рассудок, ошпаренные мысли кинулись наутек. Свисток оглушил, забил уши ватными пробками. Бешеная, кипящая, маленькая женщина шагнула к креслу:
— Ах ты…
Смысл был сейчас неважен. Муж оторопел, машинально вставая навстречу этому хриплому, бессмысленному, страшному выдоху. Выше Нюрки на голову, широкоплечий, он выглядел в этот момент сутулым и пришибленным недорослем.
— Подойди к окну. И гляди в оба.
Хлопая дверью, сквозняком летя через подъезд, в домашнем халате выскакивая во двор, Нюрка чуяла, что Бим стоит у окна. Спиной чуяла. Позвоночником. И чайник в сердце надрывался парным свистом. Если бы она хоть понятие имела, что собирается делать…
— Нюрочка? Доброе утро…
Соседка Вероника выгуливала древнего пуделя Артемона. Патриарх собачьего рода, Артемон давно пережил свой век, и это знали все. Ходить пес мог плохо, с лестницы его сносили на руках, а по двору водили, прихватив под брюхом специальным полотенцем, поддерживая за поводок и дополнительную опору. Иначе ноги не держали бедную собаку. Клочья белоснежной в прошлом шерсти вылезли, обнажив младенчески розовые проплешины.
Пудель тряс головой, равнодушный ко всему.
— Здравствуйте, Верочка. Привет, Артюша!
Нюрка присела рядом с псом. Легко погладила лысеющую голову, заглянула в печальные собачьи глаза. Безумие, бред психопата, но из влажной глубины на нее смотрел уходящий муж. Шарлатанка, смотрел он. Почему они верят тебе, смотрел он. Да, я здесь, у окна, торчу, как дурак. Ну и что?
Чайник взорвался вместе с сердцем.
— Пойдем гулять, Артюша? — тихо спросила Нюрка Гаврош, чувствуя, как из нее во все стороны летят синие стальные осколки, как освободившийся ухарь-свист пригибает деревья во дворе. — Гулять, а? Верочка, давайте я с ним пройдусь…
Во дворе еще долго вспоминали, как умирающий пудель Артемон, заливисто лая, носился за ведьмой Нюркой от гаражей к песочнице, от забора до подъезда, и, глядя на это небывалое зрелище, психопат-ротвейлер Дик обмочился от страха.
Вернувшись домой, она застала мужа у окна.
— С завтрашнего дня начинаешь помогать мне с клиентами, — задыхаясь, бросила Нюрка в родную спину. — Я одна не справляюсь. Понял, Бим?
— Понял, Бом, — ответила спина.
Муж пересек комнату, мимоходом прижался к Нюрке плечом и отправился в ванную.
— Бом, куда ты дела мою бритву?! — через минуту заорал он. — Вечно у тебя ни арапа не найдешь…
Она шла в магазин за продуктами и улыбалась. Все было хорошо. Муж очухался, сейчас с клиентом работает — любо-дорого посмотреть. Кашпировский с Чумаком в одном флаконе! Погода стояла праздничная, солнце подмигивало с неба, прохожие улыбались обаятельной маленькой женщине. Сейчас купим сыра, пряного «Радамера», муж его любит, майонез возьмем «Европейский», зелень и такие сырные трубочки сварганим — пальчики не оближешь, а с локтем откусишь!
— Какие люди! На ловца и зверь бежит…
Сегодня гребень у Иннокентия был синий в лимонную крапинку.
— Анна Павловна, ты бы в офис заглянула? Разговор есть.
— Опять в полночь?
Хорошее настроение стремительно таяло, как пломбир на сковородке.
— Зачем в полночь? В отличие от посторонних лиц, сотрудников мы принимаем с десяти до семнадцати по будним дням. Обеденный перерыв с часу до двух. Надеюсь, повесткой вызывать не придется? Покеда, бабанька!
Иннокентий подмигнул Нюрке, подражая Шарапову из «Места встречи», и двинулся дальше походкой развинченного киборга.
В глазах потемнело — то ли солнце за тучку зашло, то ли ясность бытия по затылку шарахнула. Дура ты, Нюрка, ох и дура! Простофиля распоследняя. Зарегистрировали, говоришь? В базу внесли? И с тех пор пруха тебе пошла косяком? Верно говоришь, как на исповеди. А думала ли ты, глупая баба, чем за фарт свой, за везение-наитие платить станешь? Что этот ковен, или как его, с тебя имеет? Какие налоги за хлопоты берет, какой валютой?! Пожалуй, неспроста твой благоверный захандрил, расхворался, запил, уж и на тот свет одним глазом косить начал. А ты поперек пошла.