— Займемся нумерологией? — Доцент, на время справившись с кашлем, прикуривал от зажигалки. — Эсхатологический смысл числа пять…
— Слова такие, — неодобрительно заметил Аптекарь, — не говори, а? Не надо!
— Надо! — Джульетта быстро взглянула в неровный синий обод неба, дернула подбородком. — Пятеро! Может, случайность. Но, может…
И она уставилась на свою ладонь с растопыренными пальцами.
— Раз-два-три-четыре-пять, — пробормотал Аптекарь, — вышел зайчик погулять…
— Пятак. — Эскулап вытащил из кармана монетку. — Пятнашки. Пятка. Пятачок…
— И Винни-Пух, — отрешенно заметил Сэнсей. — Еще есть идеи?
— Пентакль. — Доцент смачно затянулся.
— Чего?
— Пентакль. Пятиугольник. Магическая фигура, представляющая Бога или человека, четыре первоэлемента природы, пять чувств, пять ран, нанесенных Христу на кресте, а также пять точек человеческого тела с разбросанными в разные стороны конечностями. — Доцент, как мог, тут же проиллюстрировал этот тезис, разведя руки в стороны и широко раздвинув ноги. — Вот так. В моем исполнении недействителен, потому что связывается, как правило, с женским началом, с женской энергией… — И он выразительно посмотрел на Джульетту.
— Что? — спросила она без радости.
— Верховная жрица сама может принять позу пентакля, символизируя такой позой рождение и возрождение…
— Верховная жрица? — мрачно переспросила Джульетта.
— Ну, — Доцент слегка поклонился, — за неимением другой…
— Это неприлично, — заметила Джульетта ровным невыразительным голосом, за которым, как за ссохшимся фиговым листочком, не могла скрыться подступающая истерика. — Я отдохну… Сяду и посижу, пока все закончится.
— Закончится?! — рявкнули в один голос Аптекарь и Эскулап.
— Ну да. — Джульетта обвела всех прояснившимся взглядом. — Вы мне снитесь, это ясно! Вот что бывает, если засыпать в полпятого утра. Лучше бы я попробовала полтаблетки сонована…
Она отошла в сторону и села, прислонившись к бетонной стене. Вернее, попробовала сесть, потому что в следующую секунду стена скакнула вперед, толкнула Джульетту в спину, и она упала на четвереньки.
Кусочек неба над головой сделался почти круглым. Двор-колодец теперь полностью соответствовал своему поэтическому названию.
— Ничего. — Эскулап быстренько помог Джульетте подняться и отряхнуть пыль с кардигана. На лице его был написан лихорадочный мыслительный процесс. Казалось, он вот-вот ткнет пальцем в небо, пытаясь купировать истерический припадок видом пролетающей птички. Но птичка не пролетела. И припадка, к счастью, тоже не случилось: поврежденные на коленях колготки заняли внимание пациентки полнее, чем целая стая какаду.
— Значит, пентакль, — Сэнсей обращался сейчас к Доценту, и только к нему одному. — Верховная жрица тут ни при чем… Как и женское начало… Нас пятеро. И здесь есть дверь. Надо полагать…
Аптекарь осторожно пробовал на прочность кирпичную кладку. В отличие от очага папы Карло, нарисованного на куске старого холста, это были вполне реальные кирпичи, намертво сцепленные раствором.
— Надо полагать…
— Станем в кружок — составим пентакль, — предложил Эскулап.
— Да, — подхватил Доцент. — Можем для верности завести хоровод, похлопать и позвать Деда Мороза…
— Никого не надо звать, — слабым голосом сказала Джульетта. — Это тупик…
— Пять тупиков, — ухмыльнулся Аптекарь.
— Это тупик…
— Пять тупиков, — ухмыльнулся Аптекарь.
— Не знаю, как вы, — Джульетта снова обвела их лихорадочно-влажными глазами, — но я давно понимаю, что моя жизнь…
И она замолчала, безнадежно махнув рукой.
11
Стало тихо. В этой тишине стенки сделали еще один микроскопический шаг вперед, изогнулись сильнее. Упала щепотка бетонной пыли.
Доцент подумал, что кашель — ерунда. Гораздо хуже усталость, наваливающаяся на плечи в первую минуту после подъема. А утро наступает с каждым днем все быстрее, но не приносит ни отдыха, ни радости, ни предвкушения чего-то хоть сколько-нибудь значительного.
Эскулап подумал о красном «Мускате», который ждет в баре с весны и уже, наверное, не дождется. Ну и что? «Мускатом» не вылечить застарелую скуку и не остановить беличье колесо, в котором от скорости сливаются ступеньки-перекладины, сливаются и пропадают из виду, и потому легко поддаться иллюзии, что ты свободен.
Аптекарь подумал о Фармакадемии, о синтезе, и о завлабе, и о совсем другой жизни, которая рисовалась перед ним, когда он был мальчишкой и впервые варил слезогонку. И о том, что выход активного вещества не зря застопорился на цифре тринадцать — это ведьмино число…
О чем подумал Сэнсей, так никто и не узнал. Известно только, что, проведя две минуты в глубокой сосредоточенности, он напружинился, будто готовясь пробивать бетон собственным телом, схватил за плечи Доцента и закричал:
— Выход! Все быстренько ищем выход! Что там еще про пентакли?!
— Талисман, символизирующий радость жизни, — похоронным голосом признался Доцент. — Магический знак Соломона, помогает найти в жизни смысл. Избавляет от депрессии и страха перед неизвестностью…
— То, что надо, — заметил Аптекарь, оглядев смыкающиеся стены.
— Важнейший символ для привлечения добра и света. Дает защиту от колдовства, заклинаний и нападения темных сил… — проговорил Доцент. И вдруг, безо всякого перехода, запел: — Темные силы мяту-утся, ветер нам дует в лицо, за счастье народное бьются отряды рабочих бойцов!