Топнул дядько Бык ногой в гневе и дальше пошел — прочих нарушителей в храм Божий кликать.
— А если предъявит? — усмехнулась девушка, ответом таким довольная, пусть даже ответом вражеским.
— Чертей? — Поручик улыбнулся в ответ, словно перемирие улыбкой заключая. — После трех лет фронта, после всего, что мы с вами, Ксения, пережили… Я этим чертям, честно говоря, не завидую.
Поглядела Оксана на классового противника, залюбовалась лицом его пригожим, да и решила: не будет сегодня она с поручиком ругаться. Не будет — и все тут! Хоть и зря он, Андрей Владимирович, Андрюша, рогатых помянул. Черти не черти, но вот «те» обязательно пожалуют. И скоро.
— А не сходить ли в гости? — предложил Андрей Разумовский, на дальний угол погоста кивая. — Сергей Ксенофонтович наверняка соскучился.
Сергей Ксенофонтович, народный учитель, сорок лет честно прослуживший в сельской школе, был по убеждениям твердый материалист, потому и в церковь не ходил — и при жизни, и после. Умер от «испанки» в тот же год, что Андрей Разумовский, только зимой, в самый лютый мороз. После смерти жалел об одном — разлучили его с верной женой, тоже учительницей, похороненной в далеком Киеве.
На кладбище его сторонились. Только поручик и Оксана иногда приходили потолковать, но не вместе, порознь. А нынче совпало как-то.
— Господин Фроленко сегодня на диво красноречив! — Сергей Ксенофонтович кивнул в недовольную спину дядьки Быка, пробиравшегося между старых, просевших холмиков.
— Обещал небесный гром, землетрясение и геенну огненную. Причем последнюю — в двойном экземпляре.
Интеллигент Сергей Ксенофонтович именовал назойливого дядьку исключительно по фамилии.
— Геенна — просто ущелье возле Иерусалима, — усмехнулся поручик, усаживаясь на траву рядом с учителем. — Но если серьезно… Вы — неверующий, я всю жизнь был адептом Русской Православной Церкви. Ксения, вы…
— Убеждений коммунистических! — гордо заявила девушка, рядом с поручиком устраиваясь. — Ад — это то, чего вы со своим Деникиным защищали, а рай — наше светлое бесклассовое будущее!
— Вот-вот, — согласился Андрей Разумовский, ничуть таким словам не обижаясь. — А все оказалось не по Дарвину с Бутлеровым, не по слову официальной Церкви и даже не по Карлу Марксу. Реальность — это система господина Быка: самые архаические народные мифы с мертвецами, воскресающими на Пасху, и набором совершенно диких табу и обычаев. Мертвые ходят в гости, угощаются «крашенками»… Макабр!
Оксана поглядела на разговорившегося поручика не без опаски. О таких словах она и не подозревала. Сергей Ксенофонтович же, ничуть таинственному «макабру» не удивляясь, кивнул:
— Верно, батенька мой. Самая архаическая система представлений. Но уверен: если бы наша, так сказать, реальность была нам больше знакома, удивлялись бы мы еще чаще. Мы и о мире живых мало знаем, а уж об этом… Но так ли все странно? Мы тысячи раз повторяли слова о народной мудрости, но не принимали их всерьез. Опыт сотен поколений — не шутка. Да-с!
— Но если так…
Андрей Разумовский помолчал, потер подбородок, ямочки маленькой коснувшись. Посмотрела Оксана на эту ямочку — и тоже задумалась. Но о другом.
— Если так, — вел поручик далее, о мыслях красного бойца Бондаренко нимало не подозревая, — то можно вспомнить, что в Средние века многие народы верили, будто смертей бывает две. Предварительная — и, если можно так выразиться, настоящая. Мы на первой стадии.
— И совсем неплохо. — Учитель поглядел в теплое весеннее небо, улыбнулся бледными губами. — Неужели вам, молодые люди, больше бы понравилась горячая сковорода с угольками — или просто черное Ничто?
— А рай поповский? — вскинулась Оксана по давней привычке не соглашаться с вредной интеллигенцией. — Наслышалась в детстве: и про золотые галушки, и про арфы с трубами…
— Золотые галушки? — Сергей Ксенофонтович провел языком по редким зубам, развел руками. — Знаете, предпочел бы настоящие. А если серьезно… Факт отсутствия указанного вами рая, равно как и наличия его, пока научно не установлен. Может, он совсем рядом и у нас с вами сейчас, так сказать, испытательный срок?
— А мы в церковь не ходим, — согласился Андрей Разумовский, явно об этом не жалея. — Насчет же музыки… Представляете, какой там репертуар?
Слово «репертуар» было бойцу Бондаренко известно, поэтому хохотала она вместе со всеми. Хохотала — и глядела потихоньку, как смеется классовый враг Разумовский. Красиво смеялся поручик! Вот и не сложилось вовремя напомнить, что наукой существование рая не предусмотрено.
— А как вам последние новости? — поинтересовался учитель, когда вопрос с арфами был решен. — Не пойму я что-то наших правнуков!
Следует заметить, что мертвым о нашей жизни известно совсем не мало.
— Не пойму я что-то наших правнуков!
Следует заметить, что мертвым о нашей жизни известно совсем не мало. Откуда и как, сложный вопрос, но известно, причем в подробностях.
— Какое-то болото! — скривился поручик, разом теряя хорошее настроение. — Великороссия, Малороссия, прости господи, Эстляндия… Разбежались по берлогам! А всё адвокатишки с прочими демократами!..
— Мало мы их давили, демократов этих! — вскинулась Оксана. — Люди голодают, работы нет, стариков без поддержки бросили, детишки малые без призору, а они!.. Село это, Градовое, — во что село превратили? Четыре хаты осталось, старухи на картофеле гнилом доживают, землю запустили, вместо хлеба мак ядовитый сеять стали!..