Хайден не ответил. Слегка пожал плечами и снова опустился на пень. То, что сидеть в присутствии коронованной особы — крайне дурной тон, его сейчас не очень заботило. Упомянутую «особу», впрочем, тоже…
— Генерал, — повернулся Наорд к своему спутнику, — обстоятельства сложились так удачно, что в одиночестве мне, кажется, ехать не придется. Несомненно, сэр Эйгон составит мне компанию. Поэтому возвращайтесь во дворец, и прекратим наконец спорить.
Генерал Зафир сделал большие глаза и, понизив голос, проговорил:
— Но, ваше величество, разве вы не слышали — он из Эндлесса!
— Слышал, и что?
— Но он же — враг!
— С Эндлессом мы больше не воюем, — коротко ответствовал правитель. — Как только вернусь, лично напишу Сигизмунду. У меня несколько… изменилась точка зрения.
Генерал не нашелся что ответить. Диктатор легко спрыгнул с коня и приказал:
— Возвращайтесь во дворец. Сопровождать меня не нужно, и это больше не обсуждается!
— Да, ваше величество… — выдавил из себя ничего не понимающий воин и поворотил лошадь к дороге. — Слушаюсь, ваше величество. Смею надеяться, что все будет благополучно…
— Я тоже! — ухмыльнулся правитель и, проводив спутника взглядом, повернулся к молчащему барону: — Так что у вас произошло, сэр? Почему вы не с Аркадием?
— Потому что… потому что… — Хайден махнул рукой. — Неважно! Зря вы отпустили почтенного генерала, ваше величество.
— Вы все еще хотите что-то написать мечом у меня на лбу? — улыбнулся правитель, подходя ближе. — Я слышал устный отчет о ваших буйствах в трактире… Кстати о мече — я полагаю, это ваш? — Он снял с седла лошади завернутый в тряпицу знакомый клинок. — У конвоиров отобрал. Держите.
— Спасибо… — улыбнулся Хайден. — Но ехать вам придется одному.
Держите.
— Спасибо… — улыбнулся Хайден. — Но ехать вам придется одному. Я останусь здесь.
— Зачем?
— Я не хочу никуда идти. Вдогон за сэром Аркадием отправились Лир с Барбузом, они справятся без меня…
— А почему вы так в этом уверены? — Наорд, всю жизнь общавшийся с воинами на равных, запросто присел рядом с бароном на пень. — Или вам попросту все равно?
— Не знаю, — хмуро ответил Хайден, который всегда чувствовал себя немного скованно в присутствии королевских особ.
Диктатор внимательно посмотрел в лицо барону и сказал:
— Я знаю, кто вы такой, сэр. Ваш замок пострадал в последней войне, он стоит почти на границе, мне докладывали. Правда, я слышал, что никто не выжил…
— К сожалению, мне повезло больше, чем моей семье.
— Вы так хотите умереть, славный рыцарь? — Наорд приподнял брови. — Почему?
Хайден помолчал, сосредоточенно глядя в землю, и заговорил. Сам того не желая, он рассказал практически незнакомому человеку, более того — королю, да еще и королю изначально вражеского государства, историю всей своей жизни. О своей семье, о том страшном февральском утре, о падении родного замка, о смерти жены… Он говорил, говорил и почему-то не мог остановиться. Возможно, молодому барону надо было просто освободиться, поделиться своей болью, возможно, искренняя заинтересованность диктатора вызвала ответную откровенность… Как бы то ни было, когда спустя час Хайден наконец умолк, он почувствовал, что гнетущая пустота в душе начала сдавать свои позиции.
Правитель Тайгета, ни разу не перебивший молодого барона, вдумчиво дослушал его печальное повествование, помолчал и сказал:
— Мне кажется, мы с вами чем-то похожи, сэр.
Хайден вопросительно посмотрел на диктатора. Тот невесело улыбнулся:
— Да, похожи. Я, разумеется, не терял близких при таких обстоятельствах, как вы, но… Хотите, я тоже расскажу вам одну историю?
Барон кивнул. Не то чтобы ему этого очень хотелось, но ведь Наорд его выслушал! И демонстрировать сейчас свою незаинтересованность было бы проявлением полнейшего неуважения к собеседнику.
— Когда-то, — начал государь, — когда я был очень молод и еще не вступил в права наследования, я оказался по делам в одном королевстве. В сильном, богатом, красивом… Я много где был, но такого совершенства не видел никогда. Я был сражен почти идеальным внутренним устройством страны, ее дворцами, ухоженными, щедро дарящими землями… я влюбился в это королевство, как влюбляются в женщину! И когда пришло время возвращаться домой, я взглянул на свою страну другими глазами. Тайгет не выдерживал никакого сравнения с королевством моей мечты. Он был мал, беден и грязен. Люди здесь улыбались редко и еще реже делали это искренне. На международной арене моя страна была ничем… И я не захотел править этим государством. Я захотел быть королем Эндлесса. Да-да, вашего Эндлесса. Он стоял у меня перед глазами, не давая спокойно жить! Не успев похоронить отца и занять трон, я объявил Сигизмунду Эндлесскому войну. Я ее проиграл. Мы понесли огромные потери… Но я не остановился. Вторая война, третья, четвертая — на которой мы с вами встречались лично, сэр Эйгон, потом, наконец, пятая… И не сомневайтесь, я бы развязал шестую, но…
— Что-то вам помешало?
— Да. — Наорд бросил серьезный взгляд на барона.
— Наорд бросил серьезный взгляд на барона. — Я понял, что могу потерять то единственное, что у меня есть сейчас, в погоне за тем, что моим никогда не будет. За тем, что мне, в сущности, и не нужно. Да и кто поручится, если я даже и заполучу Эндлесс, что он через несколько лет не превратится в подобие Тайгета? — Диктатор покачал головой и промолвил: — Вот в этом-то мы с вами и похожи, сэр. Мы оба жили иллюзиями. Вы — иллюзией былого счастья, я — иллюзией чужой славы… Величие Эндлесса застило мне глаза. А вы, сэр, потеряв тех, кого любили, предпочли вообще больше не любить никого и ничего. И что мы с вами получили в результате? Моя страна молча гибнет по моей же вине, а ваши товарищи ушли туда, откуда не возвращаются, хотя не исключено, что с вашей помощью и вернулись бы… Может, я говорю путано и непонятно, но кое-что я понял точно: прошлое должно оставаться в прошлом. И мне бы хотелось, чтобы вы тоже это поняли, сэр Эйгон.
Хайден не ответил. Правитель помолчал, закинул голову, глядя на вечернее небо, и встал: