— Я так догадываюсь, не в лучшем смысле этого слова?
— Именно, — сокрушенно кивнул феникс. — Любит их переваривать. Просачивается из земли сквозь корни деревьев, оплетает зазевавшегося человека, как пряжа веретено, и — поминай как звали! Что самое плохое — железо эту пакость не берет.
— А что берет? — деловито уточнил практичный медик.
— А этого никто не знает! — развел крыльями древний миф. — Даже я! Я ведь сын Солнца, а оно эту гадость ни разу не видело! Она прячется… Я повторяю то, что говорят люди, а из них еще никто Гниль уничтожить не смог…
— Гм… Малоприятная инфа, — крякнул Аркадий. — Тогда встречный вопрос — надеюсь, нам тут ночевать не придется?!
— Надейся, надейся… — пессимистично отозвался птиц, глядя на небо. — Уже давно за полдень, а мы только часа два как сюда въехали. Ты за меня не волнуйся, меня Гниль не тронет, я все-таки феникс!
— А я — дело другое? — слегка занервничал Аркаша. — Ну страус! Ты раньше предупредить не мог?!
— Я думал, тебе диктатор сказал…
— Да, конечно, дождешься от него! — Ильин чертыхнулся. — Намекал на что-то типа «в лесу не задерживайся», «на земле не спи»… Так кто ж знал, что он в виду-то имел? Какая прелесть… А ну, лошадка, бе-э-эгом!! У меня любимая девушка неспасенная и метатель ножиков небитый! Мне вот только помереть непонятно от чего сейчас не хватало…
Кармен мрачно посматривала на сходящего с ума от радости жениха. Тот скакал по камере, как неудобно сказать куда раненный сайгак, и не затыкался ни на секунду:
— Мадонна миа! Какое счастье! Ты здесь, ты со мной, моя ненаглядная, моя милая Карменсита! Теперь я окрепну духом! О святой архангел Михаэль, ты услышал мои молитвы! Ты ниспослал мне мою единственную, дабы мы смогли умереть вместе, нежно прижавшись друг к другу! О святой Самбуччо! Наконец-то два истосковавшихся сердца соединятся в едином порыве! Ах, моя дорогая мамочка была бы так счастлива, так счастлива, если бы знала, что мои последние минуты не будут омрачены тоской по любящим глазам моей несравненной, моей обожаемой Кармен! Дьос мио, чувства, переполняющие мою исстрадавшуюся душу, не выразить словами, но я рискну…
Девушка перестала слушать. Во-первых, от жениховских восторгов у нее уже успела разболеться голова, а во-вторых, ее душу тоже переполняли чувства… Только вот абсолютно противоположные.
Ее Педро, к которому она так рвалась, по которому так тосковала и которого она наконец нашла, совершенно ее не радовал. Та самая «неприспособленность к жизни», что раньше так ее умиляла, сейчас почему-то не вызывала у испанки ничего, кроме раздражения.
Его утонченность на поверку оказалась изнеженностью, неторопливость — ленью, а осмотрительность — банальной трусостью. Упоминание в каждой фразе «дорогой мамочки» выводило из себя, а по поводу и без повода призываемые святые всей толпой вязли в ушах. Виданное ли дело — Педро торчит здесь уже почти три дня и даже не попытался сбежать! Конечно, проще стенать и рвать на груди шелковую сорочку, чем «без толку противиться судьбе»…
— О Санта Мария! — голосил дон Педро, порываясь «прижать к груди» свою сердитую невесту.
А та повела себя странно: бесцеремонно отпихнула опешившего молодого человека и рявкнула:
— Да прекрати же ты визжать наконец!
— Кармен… но как же… разве ты не хочешь войти во врата рая рука об руку со своим единственным?!
— Хочу! — отрезала девушка, сосредоточенно ковыряясь кинжальчиком в замке. — Лет в девяносто… и не с тобой!
— Как?! — ахнул Педро, хватаясь за сердце.
— Так! — Девушка поняла, что помимо хитроумного замка дверь ко всему прочему закрыта на засов снаружи, и пнула ногой каменную стену. — О, каррамба! И зачем я только сюда за тобой потащилась?!
Услышав такие слова от своей нареченной, дон Педро — невероятно, но факт! — лишился дара речи аж на целых пять минут…
— Что я вообще в тебе нашла?! — кипятилась испанка, пиная стену, которая, в сущности, тут была совершенно ни при чем. — И какой черт тянул меня за тебя замуж?! Ты ведь не то что меня — ты себя защитить не можешь! Правильно мне папа говорил: не все то золото, что блестит!!
— Но, сокровище мое… — жалобно пискнул отвергнутый жених. — Мы же дружили с детства! А как же свадьба?!
— Дружба дружбой, а колечки — врозь! — безапелляционно заявила Кармен. — Да и как ты можешь даже заикаться о свадьбе, когда мы с тобой заперты в этом обезьяннике и…
— Где?
— Мне Аркадий рассказывал про такое место, куда сажают на время… по описанию очень похоже… — Девушка вспомнила веселую улыбку молодого врача, и у нее на глаза навернулись злые слезы. — Из-за тебя я торчу здесь и даже не знаю, что с ним! А ты… ты совсем другой! Уж Аркадий не стал бы тут святых на помощь звать и в истериках биться!
— Аркадий?! — сделал попытку возмутиться дон Педро. — Кто он такой?! Ты променяла меня на какого-то…
— Это я, дура, ЕГО на тебя променяла! — выкрикнула Кармен. — И бросила там, во дворце, а теперь сердце на части рвется! Еще и ты тут… на нервы действуешь!!
— О Мадо…
— Еще хоть слово услышу, — сузила глаза темпераментная испанка, — и в райские чертоги ты пойдешь один… сию же секунду!! И прекрати наконец эти свои «Мадонны» и «Санта Марии»! У бедной Непорочной Девы от твоих воплей уже уши заложило!