Осознав, что если сию минуту не выяснит, где он, зачем и, главное, за что, то умом рехнется, молодой человек, прокашлявшись, принялся осторожно «прощупывать почву»:
— Э-э… милейшая, вы мне на пару вопросиков не ответите?
— А отчего ж не ответить такому приятному на ощупь мальчику? — во все клыки разулыбалась Пецилла.
От таких уточнений Аркаша едва не потерял нить разговора…
— А… кхм! Тогда… не скажете ли, уважаемая, где я?
— Так у меня на плече!
— Да нет! Я в смысле — местность какая?
— Паршивая, — подумав, сообщила великанша, — сплошь пеньки да буераки, никого калачом не заманишь, свежее мясо, почитай, только по праздникам…
— Да нет же! — дернулся Ильин, с трудом удержавшись от того, чтобы не дать пинка по спине труднодоходимой людоедки. — Страна, говорю, страна какая?!
— Дык понятно какая! Такая же, как и это болото, — по-га-на-я! Пока до людей доберешься, шишки впору с голодухи лопать! А и когда доползешь — так уже сил ни на какую охоту не останется… Вот и приходится рыбалкой перебиваться, как…
— У-у, волдырь тебе на язык и опоясывающий лишай во весь крестцовоподвздошный отдел!! Женщина! Я тебя человеческим языком спрашиваю — как называется это государство?! То, что не Эльдорадо, можешь не говорить, по тебе понятно…
— Чего? Эк ты длинно говоришь…
— Тьфу ты, как с тобой муж живет?! — простонал багровый Аркаша, потеряв последнюю надежду выбить хоть каплю полезной информации из этой долговязой дуры.
— Что значит — как?! — внезапно оскорбилась великанша. — Хорошо он со мной живет! Да где ему, медноголовому, еще такую найти, как я?!
— Вот уж правда, таких по всему миру днем с огнем не сыщешь… — пробормотал микробиолог. — Дебилос хроникус, даже тестов проводить не надо!
— О какой ученый! — восхитилась женщина, на счастье Аркадия не сильная в латыни. — Первый раз такого ем!
— Ми… минуточку, гражданочка! — поперхнулся Ильин. — Вы что это… насчет еды — серьезно?!
— Да уж куда серьезнее, когда третью неделю тухлятиной питаемся? Свежа-атинка ты моя говорливая…
Если бы Аркаша стоял на ногах, они бы у него подкосились… Индия, конечно, это тебе не Парижи-Брюссели, Европой и не пахнет, но что тут людей лопают за здорово живешь — это была уже новость. И опять же елки… Да полно, Индия ли это, а?
С дерева сорвалась тяжелая кедровая шишка, больно стукнув по маковке и без того чрезвычайно озадаченного вирусолога.
Нет, не Индия.
А… что же тогда?!
— Так… взглянем правде в лицо, — забормотал вполголоса Аркадий — у него водилась привычка говорить вслух с самим собой. — Вариантов два: либо я все-таки преставился, либо у меня конкретная шиза покатила! Теперь рассмотрим оба варианта… Если б я умер, то, по идее, как врач, спасший энное количество человеческих жизней, должен был бы попасть прямиком на небеса… Но, во-первых, эта чащоба на райские кущи ничуть не похожа. Во-вторых, пятка болит (хе, здорово я лягнул эту кучу металлолома!). И, в-последних, если эти двое — Дева Мария и апостол Петр, то я круто офигеваю с Библии!! — Он ойкнул, когда великанша, оступившись, чуть не уронила его в глубокую, заросшую осокой канаву, и, машинально вытряхивая из ушей всякую озерную пакость, продолжил свой монолог: — Стало быть, сдвиг по фазе. Ну это вероятнее… Опять же от опухоли в мозгу еще никто здоровее не стал… Я, конечно, не нейрохирург, но, кажется, глюки в моем случае явление обычное! Все мне просто мерещится! На самом деле я сейчас где-то там в госпитале, слюнями в маразме исхожу, повсеместно оплакиваемый, а мысленно, на подсознательном уровне… Гм, это что же получается: я — латентный шизоид с мазохистскими наклонностями, двинутый на мутирующих австралопитеках, так, что ли?! На фига мне, интересно, чтоб меня в бульоне из камышей сварили и скушали, помолясь?!
— Что это ты бормочешь там, сладкий? — скосила глаза Пецилла на недовольного собственными выводами Аркашу.
Во-вторых, пятка болит (хе, здорово я лягнул эту кучу металлолома!). И, в-последних, если эти двое — Дева Мария и апостол Петр, то я круто офигеваю с Библии!! — Он ойкнул, когда великанша, оступившись, чуть не уронила его в глубокую, заросшую осокой канаву, и, машинально вытряхивая из ушей всякую озерную пакость, продолжил свой монолог: — Стало быть, сдвиг по фазе. Ну это вероятнее… Опять же от опухоли в мозгу еще никто здоровее не стал… Я, конечно, не нейрохирург, но, кажется, глюки в моем случае явление обычное! Все мне просто мерещится! На самом деле я сейчас где-то там в госпитале, слюнями в маразме исхожу, повсеместно оплакиваемый, а мысленно, на подсознательном уровне… Гм, это что же получается: я — латентный шизоид с мазохистскими наклонностями, двинутый на мутирующих австралопитеках, так, что ли?! На фига мне, интересно, чтоб меня в бульоне из камышей сварили и скушали, помолясь?!
— Что это ты бормочешь там, сладкий? — скосила глаза Пецилла на недовольного собственными выводами Аркашу. — И не думай, охальник, я женщина замужняя! Так что не ластись, бурундучок ты мой упитанный! Да и… мелковат ты для меня…
— И слава богу!! — выдохнул побледневший микробиолог, который, осознав, в чем его заподозрили, чуть не стал заикой на всю жизнь. — Этого мне еще не хватало… И вообще, гражданка, не мешайте человеку думать! У меня и так планка падает…