— А сами сопровождать не желаете? — предложил медик, прикидывая, можно ли взять сурового правителя на слабо.
— Я похож на дурака? — спокойно осведомился диктатор. Вирусолог посмотрел на его умное загорелое лицо и был вынужден признать, что не похож. — Зияющий Разлом — не то место, которое мне когда-нибудь захотелось бы посетить.
— Считаете, что мне захочется? — фыркнул Аркаша. — Я, знаете ли, тоже не клинический идиот! И если птичка при одном упоминании об этом месте в истерике бьется, а вы, ваше величество, меня туда заместо своей персоны пихаете — значит, делать там нечего! И я туда ни за какие коврижки не пойду, ясно?! Даже не просите!
— А я и не прошу, — ровно сказал Наорд.
— Я приказываю.
— Да начхать мне на ваши приказы! — не на шутку разозлился вирусолог. — Я, кажется, не ваш подданный! Вам так надо — идите сами!
— А я?! — заверещал Феликс. — Меня им на растерзание отдашь, да?! Я же знаю, зачем я колдунье нужен! Сначала границу откроет, а потом зарежет как куренка, не станет легенду беречь ради Силы!
— Ты же все равно возродишься! — отмахнулся от него Аркадий и, сложив руки на груди, в упор посмотрел на недовольного правителя. — Так что делать будем, ваше величество? Мое мнение вы слышали.
— Слышал. — Диктатор развел руками. — Очень жаль, что вы такой упрямец. Я думал, мы сможем договориться полюбовно, но раз вы так не хотите, придется вас заставить. Шантаж — не мое призвание, да и не люблю я это, но другого выбора вы мне не оставляете.
— Если будете грозиться застенками и палачами, то заранее извиняюсь — мне это не страшно, — ухмыльнулся медик. — Потому как мне и так жить — на два раза покашлять, и я предпочту отъехать на небеса, не пачкая рук предательством. Может, Феликс мне и не ахти какой дружбан, но то, что вы мне предлагаете, ваше величество, извините, низость…
Диктатор Наорд действительно не любил шантажа. Но он им пользовался, если это было надо. А сейчас, как он сам понимал, без этого было уже не обойтись. Орать и топать ногами можно позволить себе в присутствии запуганных придворных. А на этого молодчика, судя по всему, такие меры не действуют…
— Хорошо, — кивнул государь. — Тогда, позвольте вас спросить, господин чистоплюй, будущее вашего друга, барона Эйгона, если не ошибаюсь, вам столь же безразлично, как ваше собственное?
Аркадий усмехнулся:
— Ну и гад же вы, ваше величество… Причем хорошо информированный…
— Уже за одно это высказывание тебя можно отправить на виселицу, — с трудом сдержавшись, процедил Наорд. — Но я только повторю свой вопрос… Или вопросов все-таки больше не нужно?
Столичная тюрьма государства Тайгет, в отличие от других здешних построек, возведена была на совесть. Стены — каменные, толстенные, окошки узкие, двери крепкие, засовы — нержавые. Ну такие мелочи, как откормленные стражники и пара десятков цепных псов по всей территории, — это само собой, можно было даже и не упоминать…
— Этого куда? — поинтересовался главный тюремщик, мельком взглянув на Хайдена.
Сэр Эйгон, как, апофеоз человеческой недальновидности и невоздержанности на язык, мрачно стоял между двумя блюстителями порядка и смотрел в пол. Орать на всю столицу бранные слова в адрес диктатора он прекратил уже после пятого удара по лицу и сейчас на «добавку» не напрашивался. Молча стоял, ожидая, что по пути в камеру его, скорее всего, придушат где-нибудь в темном закутке. Впрочем, самого барона это почему-то не расстраивало. На него, казалось бы, снова невесть откуда снизошло привычное равнодушие. Ну придушат — и придушат. В сущности, сам виноват…
— Вниз, — ответил один из конвоиров, огромный как шкаф. — Личным распоряжением королевы — бросить Образине на растерзание.
— На окончательное? — зачем-то уточнил тюремщик, поднимаясь с табурета и гремя ключами.
«Как будто оно может быть частичным, — вяло удивился Хайден. — Странные у них тут понятия о казни…»
— Окончательное, — кивнул второй конвоир, помельче, подталкивая барона в спину, — прямо в клеть бросай.
«Как будто оно может быть частичным, — вяло удивился Хайден. — Странные у них тут понятия о казни…»
— Окончательное, — кивнул второй конвоир, помельче, подталкивая барона в спину, — прямо в клеть бросай. Только одежду сними сначала, не порти…
— Вещи — мне! — заявил тюремщик, оценивающе оглядывая барона с ног до головы.
Конвоир нахмурился:
— На тебя не налезет!
— Продам, — не смутился тюремщик. — Имущество казненного принадлежит палачу! Образина — не в счет, так что все достается мне! А будешь руки тянуть, куда не следует — я тебя самого сюда упеку…
— Судья меня упечет, а не ты, — хмыкнул конвоир, — да и то откуплюсь, коли надо будет… Ладно, забирай, нам королева все равно заплатила… — Он снова толкнул барона в спину и, препоручив его заботам тюремщика, кивнул сослуживцу: — Пошли. Надо отчитаться.
— Меч, — сквозь зубы сказал Хайден.
— Что? — приостановились блюстители порядка.
— Мой меч. — Барон поднял голову. — Верните.
— Сейчас! — расхохотался второй конвоир, тот, что помельче. — Своими руками и отдам! Слушай, Хапс, уведи ты его от греха подальше…
— И откуда такой взялся? — хмыкнул конвоир-громила. — Сразу видно — Эндлесс! Они там все такие, помирать с мечом ложатся… Хапс, зараза жирная, куда руки тянешь? Оружие наше!