— Эй! — позвал медик. — Ты где?! Давай вылазь по-быстрому, я по лесу с радаром бегать сегодня не настроен…
— Слева глухой овраг, — ответил тот же голос, — ива над ним склонилась, ветви скрывая в траве… Сразу увидишь.
— По-моему, он не в себе! — вынес вердикт барон, глядя на Аркадия. Тот ухмыльнулся и покачал головой:
— Нет, старик! Кажется, мы с тобой на поэта-диссидента нарвались… Это же хокку!
— Кто?!
— Не кто, а что, — попытался объяснить вирусолог, продираясь сквозь ветки к указанному неизвестным «другом» Кармен оврагу, — хокку — это такая стихотворная форма. Японские трехстишия.
— Какие?
— Ладно, замнем до поры… — махнул рукой Аркаша. — Так. Иву вижу. Щас вот вылезет какой-нибудь самурай… и устроит нам показательное харакири!
Кармен с нетерпением ерзала на деревянном сиденье и тянула шею, стараясь разглядеть в густых зарослях орешника растворившихся в зеленой листве товарищей. Уже минут пятнадцать, как ушли и все назад не возвращаются! А если что-нибудь случилось? Как это было неосмотрительно с ее стороны — отправить их к человеку, которого она и в глаза-то не видела! Если бы он не дождался их и ушел — это было бы еще ничего… а вдруг задумал что плохое?! С минуту посомневавшись, девушка решительно спрыгнула на землю, накинула поводья на ветку и ринулась следом за своими попутчиками. В какую сторону идти, ей подсказала примятая двумя парами ног высокая трава и кое-где сломанные нижние ветви деревьев. Где-то за неглубоким оврагом слышались знакомые голоса. Кармен воспрянула духом и, перепрыгнув через поваленную, по всей видимости, недавним ураганом старую иву, остановилась.
— Аркадий? — только и сказала она.
— Аркадий-то я Аркадий… — ответил сидящий на пенечке вирусолог. Выражение лица последнего было сложноописуемым…
— Леди, — медленно проговорил Хайден, старательно обмахивающий друга разлапистой веткой. — Вы бы хоть предупредили!
— Но… я… а что случилось?
— Я, конечно, врач… — задумчиво сказал Аркаша, глядя в одну точку. — И я, конечно, много чего видел… А уж после брошенного поместья меня вообще трудно чем-то удивить… Но…
— Сэр, вы только не волнуйтесь.
— А кто волнуется? Кто тут волнуется?! Я волнуюсь?!
— Сэр. — Барон успокаивающе положил руку на плечо вирусолога. — Я с вами.
— Знаю, Хайд. — Ильин тряхнул головой, сделал два глубоких вдоха и посмотрел на переминающуюся с ноги на ногу Кармен уже более или менее адекватным взглядом. — Ну что я могу тебе сказать, Карменсита…
— Он… умер?! — всполошилась девушка.
— Да нет… — махнул рукой медик. — Живее всех живых!
— Тогда он сильно болен, да?
— Да не особенно…
— Говорите же вы толком! — не выдержала темпераментная испанка, топая ножкой. — Что с ним?!
— Не знаю, я не ветеринар… — пожал плечами Аркаша и повернул голову в сторону согбенного ивового ствола. — Эй, как там тебя! Феликс! Обоснуй…
Ветки зашевелились, и из глубокого дупла дерева раздалось:
— Быть может, чтоб не травмировать еще кого-нибудь, мне тут остаться?
— Вылазь! — не терпящим возражений тоном велел Ильин. — Нас можно, а ее — нельзя?! Давай быстро — хвост в диагональ, лапы на линию…
В дупле вздохнули, зашебуршили, и на свет божий показалась покрытая блеклыми желто-оранжевыми перьями голова с опавшим гребнем на макушке. Потом — красная птичья лапа, за ней — вторая. И, наконец, все существо целиком…
— О-ой… — ахнула Кармен, широко раскрыв глаза.
На стволе ивы, виновато поглядывая на общественность, сидела большая птица. Что-то такое несуразное, помесь павлина с попугаем. Только клюв орлиный и размах крыльев как у альбатроса… Цвета неизвестный «друг» был грязно-канареечного. А вид имел помятый и пришибленный…
— Сестра луны, в снегах уснувшей на вершине Фудзи… Увидеть счастлив!
— О, каррамба…
— Ну как? — поинтересовался вирусолог, с сочувствием глядя на вытянувшееся лицо испанки. — Впечатляет?
— Это кто?!
— Понятия не имею. Назвался Феликсом. Жалуется на периодическое стихийное повышение температуры и сломанное крыло… Слушай, Хайден, у вас тут радиационный фон конкретно зашкаливает! То Барбуз, то этот вот страус дефективный…
— Ваш страус, юноша, — с оскорбленным видом щелкнул клювом странный птиц, — он в Африке живет, позвольте вам напомнить! Пред вами — феникс!!
— Ты смотри, аж с ритма соскочил, краевед… — пробормотал Аркаша.
— Слушай, не надо ля-ля! Слышал я эту легенду, и ты на феникса похож, как я — на Бэтмена! Скажи, Хайд?
— Не знаю, кто такой Бэтмен, но вынужден с вами согласиться, сэр, — кивнул барон, скептическим взглядом изучая пыхтящий от возмущения древний миф.
— Я — феникс! Феникс я-а-а!!
— О, где ты, — нараспев продекламировал Аркаша, — моя старая кепка с тремя козырьками фасона «антилапша»? Пернатый! Да у тебя мания величия! Кармен, вы как, говорить можете?
— Могу…
— Напомните-ка мне, пожалуйста, как этого вашего феникса в сказках описывали?
— Он прекрасен, как ни одно существо на свете… — пробормотала девушка, — оперенье его сверкает… желтым и алым… глаза его — словно два гиацинта… Не похож!
— Не верите? — нахохлился обиженный псевдомиф, даже перейдя от такого вопиющего недоверия со стихов на прозу. — Хорошо!
Он выпрямился, задрал клюв к небу, по просторам которого с самого раннего утра ветер гонял тучи, и проговорил: