— И как?
— Что как? — удивился я.
— Как успехи?
Чего-чего, но такого вопроса я никак не ожидал. Тем более о моем «успехе» она никак не могла не знать. И совершенно непонятно, что ответить.
— Феол…
— Наверное, тебе можно гордиться собой? Кристалл не работает, но… Все кристалловеды просто в восторге от него. Неповторимые узоры, необычайное погружение в структуру…
— Но я не доделал…
— И что? Рисунок узора никуда не делся.
Разговор пошел совершенно не туда. Неудавшийся кристалл сейчас меня волновал меньше всего и Феола, с ее потрясающей эмпатией не могла этого не ощущать. Тем не менее она словно не замечала моей попытки нащупать пути к примирению.
— Да плевать мне на кристалл!!! — не выдержал я. — Меня сейчас ты волнуешь!
Феола резко обернулась отчего ее волосы красиво взметнулись и плавно опустились на правое плечо. На меня смотрели глаза, в которых, казалось, застыл лед.
— Действительно?! Ты нашел весьма оригинальный способ это доказать. Я вот уже подумала, что тебе на все плевать, кроме твоих кристаллов. Решила сделать тебе приятное. Теперь только о кристаллах!
— Феол, — я сморщился. — Ну я действительно не хотел…
Тут Феола семенить уже не стала. Просто взлетела и метнулась ко мне, нависнув надо мной. Я машинально откинулся на кровати, качнулся лист.
— Я знаю чего ты хотел! И знаю, что ты просто не думал ни о ком! И в этом твоя беда! А ты знаешь что я пережила? Ты знаешь, каково мне было?
Я вспомнил первый миг, когда вернулся в реальный мир.
Спокойное лицо сестры надо мной и полные ужаса глаза.
— Знаю, — прошептал я.
Феола открыла рот, чтобы что-то сказать, но словно поперхнулась и замолчала, внимательно вглядываясь в меня. Отшатнулась.
— Мне казалось, что удалось закрыться…
— Я не мог ничего чувствовать два дня после этого, — тихо ответил я. — Совершенно ничего. Полный ноль как псионик.
— Но как же ты…
— А как ты?
Феола чуть отодвинулась и опустилась на пол.
— Ты о чем? — еще тише меня поинтересовалась она, словно боясь услышать ответ.
— Феола, все лаборатории кристалловедов в момент работы закрываются щитом. Полная блокировка всех псиизлучений. Это необходимо. Любая помеха может необратимо испортить работу мастера. Как ты сквозь щит могла что-то почувствовать?
Сестра плавно опустилась на пол, села на него и склонила голову.
— Эффект близнецов… — слабо отозвалась она наконец.
— И много ты раньше могла считать обо мне сквозь щит? И как ты попала ко мне в лабораторию так быстро? Насколько ты опередила родителей?
— Я… не знаю…
— Ты не пустила родителей сразу…
Сестра подняла голову и посмотрела на меня. Слабо улыбнулась. Я с удивлением заметил на ее щеке влажную дорожку.
— Мама тебя быстро бы поставила на ноги. Возможно, даже не пришлось бы провести столько времени в больнице. Она же все-таки специалист по восстановлению пси-энергетического баланса. Но ты должен был сделать все сам. Иначе ты мог потерять…
— Я знаю. Когда я понял, что чуть не произошло… я подумал… подумал, что уже никогда больше не подойду к кристаллам. Один взгляд на них… А потом ты ушла. Я хотел сказать тебе… многое. И не мог даже пошевелиться. Я хотел просто успокоить тебя и не мог. Даже о страхе забыл. А потом уже ничего не помнил.
Феола вдруг освободила руку из-под одеяла и кинула мне кристалл. Я машинально поймал его и удивленно глянул на сестру. Та кивнула.
— Тот самый. Неудавшийся.
Я вздрогнул и испуганно глянул на кристалл. Но тут же сжал зубы и глянул на него более внимательно. Ощупал узоры. Сначала это вызвало нервную дрожь, но я быстро с ней справился. Теперь, глядя на свое творение спокойно и даже чуть отрешенно, я понимал, что шансов завершить его у меня не было никаких. Слишком много узоров приходилось вести одновременно. Слишком глубокое погружение, из-за чего постоянно возникала угроза провала в него. Собственно на этом я и поплатился. Слишком много энергии истратил до этого, слишком углубился в кристалл, слишком оторвался от реальности, слишком… да много всего разного. Только суть от этого не меняется. Сейчас все эти незавершенные узоры, не до конца сформированные узлы вызывало примерно то чувство, которое возникает у художника, который смотрит на свой незавершенный шедевр и понимает, что доделать его у него не хватит ни сил, ни таланта.
Подбросив кристалл и поймав его на лету, я бросил его обратно Феоле.
— Красиво, но бесполезно. Не люблю незавершенных вещей. Мне они кажутся в чем-то… ущербными. Печально. Тем более, когда понимаешь, что исправить ничего нельзя.
Феола спорить не стала и молча убрала кристалл в ящичек у кровати. Я глядел, как она поднималась, шла к ящику. Думал, что надо еще сказать, чтобы она поняла… чтобы показать, что понял я.
Я глядел, как она поднималась, шла к ящику. Думал, что надо еще сказать, чтобы она поняла… чтобы показать, что понял я. И тут сообразил, что ничего ни объяснять, ни показывать не надо. Я поднялся.
— Пойду спать. — Казалось бы, что особенного? Ну пойду. Ни о чем вроде не говорила. Феола повернулась. Из ее глаз исчезла грусть и боль.
— Конечно. Завтра ведь рано вставать.
Я улыбнулся. Она улыбнулась.
Когда я проходил мимо дверей комнаты родителей, то почувствовал легкое прикосновение. Кажется, они пытались понять, чем закончилось наше объяснение. Но вмешиваться не стали. Даже не вышли. Я снова улыбнулся. В этот момент я был очень благодарен родителям за понимание. В данный момент никаких расспросов я терпеть бы точно не стал. Бередить только-только начавшуюся затягиваться пустоту? Только не сейчас!