— А Самманн, очевидно, видит его в очки сварщика, — сказал я. — Вся разница в том, что такие, как ты, я и Самманн — люди…
— Знающие? — спросила она.
— Да. И этой штуке или тем, кто ею управляет, не важно, что знающие люди её заметят. Они сообщают о себе нам…
— А мирской власти это не по вкусу…
— Потому-то Ороло и отбросили за то, что он на неё смотрел.
Мы начали собираться, на что ушло некоторое время. Я скатал лист и сунул за пазуху. Ала взяла букет. Глядя на него, я вспомнил, зачем сюда пришёл и что было до вспышек. Я сразу почувствовал себя последним гадом, что мог такое забыть. Однако к этому времени Ала вспомнила про саван светительницы Чандеры и теперь не знала, куда его деть. Поэтому мы поменялись: я отдал ей свиток, а она мне — цветы, чтобы я их отсюда вынес.
— И что дальше? — спросил я вслух.
— Насчёт?..
Мы уже открыли люк, и в будке стало светло. Я чуть не ляпнул: «Насчёт увиденного», когда увидел выражение Алиного лица.
Она заранее напряглась в ожидании новой обиды. Кажется, я всё-таки успел остановиться вовремя.
— Как ты думаешь… должны ли мы… — начал я, потом закрыл глаза и просто сказал, что следовало: — Думаю, нам не стоит ничего скрывать.
— Я не против.
— Попробую договориться на завтра. На после провенера.
— Я скажу Тулии. — Что-то в том, как Ала произнесла имя, подсказало мне, что она всё знает: знает, что когда-то я был влюблён в её лучшую подругу. — А ты кого хочешь позвать в свидетели?
Я чуть не ответил: «Лио», но вспомнил свинское поведение Джезри и решил остановиться на нём.
— А независимым свидетелем может быть Халигастрем или кто там окажется свободен, — сказал я.
— О каких отношениях мы объявим? — спросила она.
Вопрос был сложный. Об отношениях полагалось объявлять при их заключении и разрыве. Это сдерживало интриги и сплетни, которые так легко разносятся по матику. Концент светителя Эдхара допускал несколько типов отношений. Самыми ни к чему не обязывающими были тивические. Самые серьёзные — перелифические — равнялись браку. Для парня и девушки наших лет, которые сорок пять минут назад друг друга ненавидели, это исключалось. Я знал, что если назову тивические, Ала столкнет меня в люк, и я проведу последние несколько секунд жизни в полёте, жалея, что не сказал «этреванические».
— Тебе не будет стыдно, если люди узнают, что ты состоишь в этреванических отношениях с придурочным фраа Эразмасом?
Она улыбнулась.
— Не будет.
Неловкая пауза. Вроде бы теперь уместно было снова её поцеловать. С этим я кое-как справился.
— А мы будем сообщать, что заметили инопланетный корабль, скрытно летающий вокруг Арба? — спросила Ала тихоньким, робким голоском, какого я никогда от неё не слышал. Однако она, в отличие от меня, не привыкла влипать в крупные переделки и, видимо, считала, что надёжнее посоветоваться с матёрым преступником.
— Мы сообщим, но немногим. Лио наверняка в дефендорате. Я загляну к нему…
— Годится. Нам всё равно лучше держаться порознь, пока мы не объявили об отношениях.
От того, с какой лёгкостью она перескакивает с инопланетного корабля на чувства, у меня закружилась голова.
— Увидимся внизу. Остальным расскажем новости, когда получится.
— Счастливо, — сказала Ала. — Не забудь свой запретный цветок.
И полезла вниз по лестнице.
— Не забуду.
Я спустился двумя минутами позже и нашел Лио в читальне дефендората за книгой. Он изучал битву эпохи Праксиса, которая происходила в заброшенном метро огромного города, причем у обеих армий закончились боеприпасы, и они вынуждены были драться заточенными лопатами. Некоторое время Лио тупо таращился на меня, а я — на него, надо думать, ещё тупее. Наконец я сообразил, что последние события не написаны у меня на лице и придётся говорить словами.
— В последний час произошли невероятные события, — объявил я.
— И какие же?
Я не знал, с чего начать, потом решил, что для читальни дефендората больше подходит новость про инопланетный корабль. Лио слушал со слегка обалделым видом, пока я не дошёл до изгиба траектории и не упомянул плазму.
Тут его лицо сразу просветлело.
— Я знаю, что это, — сказал он.
Лио говорил так уверенно, что мне и в голову не пришло усомниться в его словах. Я только удивился, откуда он знает.
— Откуда?..
— Я знаю, что это.
— Ладно. Так что?
Он наконец оторвал взгляд от меня и задумчиво оглядел читальню.
— Это может быть здесь… или в Старой библиотеке. Я найду и покажу тебе позже.
— А почему просто не сказать?
— Потому что ты не поверишь, пока увидишь в книге. Настолько это странно.
— Ладно, — сказал я, потом добавил: «Поздравляю!», поскольку это вроде как надо было сказать.
Лио захлопнул книгу, встал, повернулся спиной ко мне и двинулся к стеллажам.
Вернувшись в клуатр, я понял, что дело будет двигаться медленнее, чем хотелось бы. Я участвовал в приготовлении ужина, поэтому всю вторую половину дня проторчал на кухне. Ала и Тулия не готовили, но им пришлось раздавать. Кладя мне в миску горячую картофелину, Ала глянула так, что у меня внутри всё растаяло. Заливая картофелину подливкой, Тулия глянула так, что я понял: Ала ей все рассказала. «Дырочка в потолке — класс!» — сказал я ей.
Заливая картофелину подливкой, Тулия глянула так, что я понял: Ала ей все рассказала. «Дырочка в потолке — класс!» — сказал я ей. Фраа Ментаксенес, толкавший меня миской в почки, чтобы не задерживался, не понял, к чему это сказано, и только больше разозлился.
Лио на ужин не пришёл. Джезри был в трапезной, но я не мог с ним говорить, потому что за нашим столом сидели ещё несколько человек, включая Барба. Арсибальт в последнее время садился как можно дальше от нас. После ужина он отправился мыть посуду (было его дежурство). Джезри ушёл в калькорий, где с другими эдхарианцами работал над какой-то гипотезой. Они могли засидеться и до рассвета. Но я всё равно не мог бы с ним поговорить, потому что мне предстояло поймать фраа Халигастрема и договориться о скромном актале, на котором мы с Алой объявим о своих отношениях, чтобы их занесли в хронику.