— Чего тут непонятного!
— Но они наверняка смотрели наши спили!
— Множественность миров-то тут при чём?
Последней заговорила суура Асквина:
— Многие другие мессалы занимаются темами, которые вы упомянули, фраа Лодогир. Я повторю вопрос госпожи секретарь: зачем нужен отдельный мессал о множественности миров?
— Спросите лучше иерархов, которые его учредили! — ответил фраа Лодогир несколько свысока. — Но если вас интересует ответ процианина, то он прост: прибытие Геометров — идеальный лабораторный эксперимент для демонстрации теории светителя Проца, а именно, что язык, общение, даже самая мысль суть манипуляции символами, смысл которым присваивает культура — и только культура. Я надеюсь лишь, что они не настолько загрязнили свою культуру просмотром наших спилей, чтобы нарушить чистоту эксперимента.
— И как это относится к нашей теме? — спросила суура Асквина.
— Она прекрасно знает, — заверила нас суура Трис, — и просто хочет, чтобы всё сказали при Игнете Фораль.
— Множественность миров означает множественность культур, до последнего времени полностью изолированных друг от друга и потому неспособных пока к общению.
— Согласно процианам! — произнёс кто-то со странным акцентом. Я не узнал голос и решил, что он принадлежит матарриту (или матарритке — по двум словам было трудно определить пол).
— Таким образом, цель данного мессала — разработать и, я надеюсь, применить стратегию, которая позволит мирской власти при поддержке инаков разрушить множественность, то есть создать общий язык. Мы выполним свою цель и сделаем себя ненужными, превратив множественные миры в единый.
— Он ненавидит этот мессал, — перевёл я, — и убеждает Игнету Фораль превратить его в нечто совершенно иное: политическую опору для проциан.
Сууре Карвалле очень не нравилось, что мы говорим, заглушая прептов, но ей предстояло с этим смириться. Мы все стояли рядом, раскладывая овощи по шести тарелкам — по шести, потому что матарриты, видимо, не едят салатов.
Готовя обед, мы с несколькими сервентами очень славно подискутировали о том, зачем пригласили матаррита. Одна теория заключалась в том, что мирская власть религиозна и хочет, чтобы в обсуждении участвовал богопоклонник. Матарриты получат на конвоксе вес, непропорциональный их реальному влиянию в магическом мире, — потому что мирской власти с ними проще. Во всяком случае, так утверждала эта теория. Вторая была в русле предположения, высказанного в начале обеда Игнетой Фораль, а именно, что наш мессал — помойная яма.
Звяканье из репродуктора напомнило нам, что другие сервенты по-прежнему в мессалоне и убирают суповые миски. Диалог на время прекратился, но мы услышали старческий женский голос, заговоривший в менее официальном тоне:
— Кажется, я могу успокоить ваши страхи, фраа Лодогир.
— Очень любезно с вашей стороны, прасуура Мойра, но я не помню, чтобы я высказывал какие-либо страхи! — воскликнул фраа Лодогир, изображая (очень неправдоподобно) жизнерадостный тон.
Мойра была прептом Карваллы, поэтому из уважения к Карвалле мы и впрямь ненадолго заткнулись.
Мойра ответила:
— Мне казалось, из ваших уст прозвучали опасения, что Геометры загрязнили свою культуру просмотром наших спилей.
— Конечно, вы правы! А мне урок — не спорь с лоритом! — сказал фраа Лодогир.
Дверь открылась, и вошёл Барб со стопкой из семи мисок.
— Думаю, мне теперь следует именоваться по-другому, — деликатно ответила суура Мойра после недолгого раздумья. — Металоритом. Или, памятуя цель нашего мессала, лоритом множественных миров.
Все загудели — и в мессалоне, и на кухне. Суура Карвалла подошла к репродуктору и вся обратилась в слух. Арсибальт, что-то рубивший, остановился, занеся нож над доской.
— Мы, лориты, изводим всех напоминаниями, что такая-то и такая-то мысль уже высказана кем-то давным-давно. Но теперь, думаю, нам следует расширить сферу своей деятельности, включив в неё множественные миры, и сказать: «Очень сожалею, фраа Лодогир, но ваша мысль уже привиделась во сне жукоглазому чудищу на планете Зарзакс десять миллионов лет назад!»
Смех за столом.
— Великолепно! — повернулся ко мне Арсибальт.
— Она тайная халикаарнийка, — сказал я.
— Верно!
Фраа Лодогир тоже это осознал и попытался возразить:
— Я отвечу, что вы не можете этого знать, пока не вступите в общение с жукоглазым чудищем или его потомками…
И он повторил то, что говорил раньше. Я схватил салат и бросился в мессалон, надеясь заткнуть своему препту рот. Суура Мойра явно не соглашалась с его возражениями, а у Игнеты Фораль во взгляде появился некоторый холодок.
Тем временем Арсибальтов препт, сидевший рядом с фраа Джадом, нагнулся к тысячелетнику и что-то зашептал. В начале обеда он показался мне смутно знакомым. Только когда Арсибальт назвал имя, я вспомнил, где видел его раньше: в алтаре концента светителя Эдхара, откуда он посмотрел вверх прямо на меня. Это был фраа Пафлагон.
Фраа Джад кивнул. Пафлагон откашлялся и, когда фраа Лодогир начал закругляться, произнёс:
— Возможно, пока мы доказываем, что каждое слово, написанное светителем Процем, безусловно верно, у нас найдётся время и для теорики!