Беллер, раздумывая над ответом, потянулся за добавкой овощей. Наконец он сказал:
— Наверное, ты клонишь к тому, что со временем, после большого числа жертв, мухи узнают, как ловушка выглядит, летучие мыши научатся отличать её эхо, а червяки запомнят, какая она на ощупь.
— Люди, которые ставят ловушки, намерены истребить всё живое в пещере. Они постоянно придумывают ловушки новых видов и форм.
— Ладно, — сказал Беллер. — Значит, мухи, летучие мыши и червяки должны быть настолько умны, чтобы опознавать ловушки любого образца.
— Ловушки могут выглядеть как угодно, — сказал Арсибальт. — Как только в пещере появляется что-то новое, мухи, мыши и червяки должны определить, ловушка ли это.
— Хорошо.
— Некоторые ловушки подвешены на веревочках. Черви не могут до них дотянуться и не чувствуют их вибрацию.
— Бедные червяки! — сказал Беллер.
— Мухи не видят в темноте.
— Плохо их дело!
— В некоторых частях пещеры так шумно, что летучие мыши ничего не слышат.
— Ну, выходит, что мухам, летучим мышам и червякам надо скооперироваться.
— Как? — с этим звуком Арсибальтова ловушка захлопнулась на ноге Беллера.
— Ну, они должны как-то передавать друг другу сведения о ловушках.
— И что именно червяк скажет летучей мыши?
— Какое отношение всё это имеет к Двоюродным? — спросил Беллер.
— Самое прямое!
— Ты думаешь, Двоюродные — гибрид мухи, летучей мыши и червяка?
— Нет, — сказал Арсибальт. — Я думаю, мы такой гибрид.
— А-а-а-а-а! — взвыл Беллер.
Все рассмеялись.
Арсибальт развёл руками, словно говоря: «Ну как можно растолковать ещё проще?»
— Объясни, пожалуйста! — взмолился Беллер. — Я к такому не привык, у меня мозги плавятся!
— Нет, ты объясни. Что червяк скажет мухе?
— Червяк вообще не умеет говорить!
— Это несущественно. Червяки могут извиваться, принимая разную форму. Допустим, со временем они поняли, что мухи и летучие мыши способны эти формы воспринимать.
— Ясно. А… сейчас-сейчас… муха может сесть на червяка и лапками передать ему сигнал. Аналогично с сигналами муха-летучая мышь и так далее.
— С этим разобрались. Так что они друг другу скажут?
— Погоди, Арсибальт. Ты перескочил целую кучу всего. Одно дело червяку изогнуться в понятные мухе С или О. Но это алфавит. Не язык.
Арсибальт пожал плечами.
— Язык развивается со временем. Из обезьяньего визга возникает примитивная речь: «там под камнем змея» и тому подобное.
— Всё хорошо, пока говорить надо только о камнях и змеях.
— Мир в нашем мысленном эксперименте представляет собой огромную пещеру неправильной формы с множеством ловушек, — сказал Арсибальт. — Только что поставленные опасны; на те, что уже захлопнулись, можно не обращать внимания.
— Ты всячески стараешься показать, что ловушки механические. Значит ли это, что они предсказуемы?
— Мы с тобой можем осмотреть ловушку и понять, как она работает.
— То есть всё сводится к тому, что «эту шестерёнку цепляет та, вращающаяся на оси, которая соединена с пружиной» и так далее.
Арсибальт кивнул.
— Да. Такого рода сведения мухи, летучие мыши и червяки должны друг другу передавать, чтобы отличить ловушку от не-ловушки.
— Ладно. Значит, тут как у обезьян со словами для камня и змеи. Нужны символы — слова, означающие «ось», «шестерёнка» и всё такое.
— А этого хватит? — спросил Арсибальт.
— Для сложного механизма — нет. Скажем, две шестерёнки могут быть близко, но не цеплять друг друга, потому что их зубья не соприкасаются.
— Близость. Расстояние. Измерение. Как червяк измерит расстояние между осями?
— Протянется от одной до другой.
— А если они далеко?
— Переползет от оси к оси, считая по пути расстояние.
— А если они далеко?
— Переползет от оси к оси, считая по пути расстояние.
— Летучая мышь?
— По разнице во времени между эхом от одной оси и от другой.
— Муха?
— Ей проще всех: на глаз.
— Отлично. Допустим, червяк, летучая мышь и муха определили расстояние между двумя осями теми способами, которые ты назвал. Как они сравнят результаты?
— Например, червяк переведёт свои наблюдения в алфавит, о котором ты говорил.
— И что скажет одна муха другой, глядя на извивающегося червяка?
— Не знаю.
— Она скажет: червяк что-то рассказывает о своих червяковых делах, но поскольку я не ползаю по земле и не знаю, каково это — быть слепой, я понятия не имею, что он пытается мне сообщить!
— Именно это я пытался сказать раньше, — посетовал Беллер. — Алфавита мало — нужен язык.
Арсибальт спросил:
— И какой язык им подойдёт?
Беллер на минуту задумался.
— Что они пытаются друг другу описать? — подсказал Арсибальт.
— Трёхмерную геометрию, — сказал Беллер. — А поскольку детали механизма движутся, нужно ещё и время.
— Всё, что червяк может сказать мухе, или муха летучей мыши, или мышь — червяку, будет абракадаброй, — начал Арсибальт, подводя Беллера к выводу.
— Всё равно что сказать «синий» слепому.
— Да. Кроме понятий времени и геометрии. Это единственный язык, который они все смогут понять.
— Мне вспомнился чертёж на корабле Двоюродных. Ты хочешь сказать, что мы — червяки, а Двоюродные — летучие мыши? Что геометрия — наш единственный способ общения?
— Нет-нет, — сказал Арсибальт. — Я совсем к другому подвожу.
— К чему же? — спросил Беллер.