***************
Реквием , актал, которым провожают усопшего инака.
«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.
Тьма была почти непроницаема. Арб находился с противоположной стороны корабля, и сюда не достигал его свет. Впрочем, над неровным горизонтом амортизатора всходил молодой месяц. В его свете мы кое-как распутались.
Впрочем, над неровным горизонтом амортизатора всходил молодой месяц. В его свете мы кое-как распутались. Магнитные подошвы скафандров слегка липли к железоникелевой брусчатке. Самманн, двигаясь как человек, наступивший на жевательную резинку, обошёл всех и проверил наше соединение с проводом-страховкой.
— Эта грань будет в темноте ещё двадцать минут, — сообщил Джезри. — Потом надо будет перебираться на ту.
Наверное, он указал в сторону одного из трёх амортизаторов, составлявших локальный горизонт, но я этого не видел. По мере того как «Дабан Урнуд» вращался вокруг Арба, терминатор — линия раздела между освещённой и затенённой половинами икосаэдра — двигался. На каждой конкретной грани восход и заход происходили с внезапностью взрыва. Нельзя было допустить, чтобы «день» застиг нас на открытом месте, поскольку из комплексов-цитаделей на двенадцати вершинах все прилегающие грани были как на ладони.
— Мои приборы говорят, что нас не освещают радаром ближнего действия, — объявил фраа Грато.
— Их просто не включили, — сказал Лио. — Но рано или поздно Геометры заметят шарманы или зеркало и повысят бдительность. Так в какой стороне Сжигатель планет?
— За мной, — ответил фраа Оза и пошёл вперёд, если такой способ передвижения можно назвать ходьбой. Я бы написал, что мы шли как пьяные, но это значило бы оскорбить каждого хмельного фраа, который когда-либо, пошатываясь, брёл поздней ночью в свою келью. Большая часть двадцати минут ушла на то, чтобы преодолеть первые двести футов. После этого мы поняли, что надо делать или, по крайней мере, чего делать не надо, и добрались до ближайшего амортизатора с запасом в несколько минут.
Амортизатор походил на трубопровод, наполовину выступающий из щебня, но с рёбрами жёсткости, наподобие плавников, чтобы его не сломало нагрузкой. К концам он утолщался, как кость, и заканчивался массивной «мыщелкой». Пять таких «мыщелок», сходясь с пяти сторон, образовывали основание каждой вершины. Все вершины были разные, но по большей части состояли из куполов, цилиндров, решётчатых платформ и антенн. «Сверху» торчали букеты серебристых параболических рогов, ждущих своей очереди оказаться на солнце и урвать себе часть нашего света.
Треугольное булыжное поле, по которому мы шли, не упиралось в трубопровод, поскольку в системе должен был оставаться люфт: амортизатор, по всей длине намертво вмурованный в жёсткую плиту, просто не выполнял бы своих функций. Поэтому плита заканчивалась футов за десять до амортизатора и была пришнурована к нему системой пропущенных через блоки тросов. Выглядело это чудно и напомнило мне скорее парусник, чем космический корабль. Впрочем, урнудцы строили такие корабли тысячелетиями, так что, надо думать, создали и впрямь работающую систему.
Из провала бил свет. Мы замедлили шаг, наклонились и заглянули в икосаэдр: в пространство объёмом около двадцати трёх кубических миль, озарённое солнечным светом, который пробивался в другие такие же щели и отражался от внутренних стен и шестнадцати орбов икосаэдра. Всё было так же, как на модели, но, конечно, увидеть воочию — совершенно другое дело. Почти всё поле зрения занимал ближайший орб, вращающийся со скоростью секундной стрелки часов. На нём были нарисованы большие урнудские цифры; я их уже выучил и знал, что это число пять. В Пятом орбе размещались высокопоставленные троанцы.
Всё во мне противилось тому, чтобы прыгать через щель: я представил, что упаду и буду долго лететь, прежде чем разобьюсь о вращающийся орб. Но, разумеется, тут отсутствовало тяготение, не было никакого низа, и «упасть» мы не могли.
Оза прыгнул первым и встал на балку, придающую амортизатору жёсткость. Вай была привязана последней. Выбравшись на амортизатор, мы поползли, перехватывая руки, чтобы не выдать себя стуком магнитных подошв. Неприятный момент наступил, когда взглядам открылась новая грань, определяющая другую плоскость и другой горизонт.
Неприятный момент наступил, когда взглядам открылась новая грань, определяющая другую плоскость и другой горизонт. От смены представлений о верхе и низе закружилась голова. Однако постепенно мы привыкли и проплыли над второй щелью так же, как и над первой — один за другим, в том порядке, в каком были привязаны. Возможно, перемещение на десять футов в пространстве и не требовало таких предосторожностей, но, если бы мы прыгнули все разом и с большой силой, нас могло бы вынести в космос.
Солнце осветило оставшуюся позади грань, как раз когда мы коснулись подошвами следующей, где могли рассчитывать ещё на несколько часов темноты. Столько времени нам было и не нужно. Или, честно говоря, таким временем мы просто не располагали: кислорода оставалось на час, а тендер мы отпустили вместе с зеркалом.
Двумя милями дальше — на противоположном углу грани — находилась ядерная бомба размером с шестиэтажное офисное здание. В целом она имела форму яйца, но, как попавший в паутину жук, была опутана фантастической сетью балок и труб, соединяющих её с вершиной-цитаделью. Видимо, вся вершина служила единственной цели: поддерживать Сжигатель планет. Его трудно было не заметить, и не только из-за размеров. Комплекс ярко освещали прожекторы.