Жюль повторял что-то раз за разом. Каким-то образом у него получалось кричать бодрым голосом, а не отчаянным, мол, всё чудесно и замечательно. Губы женщины задвигались: она что-то кричала в ответ.
Купол осветился — видимо, женщина повернула выключатель, чтобы лучше нас видеть. Но нет: свет бил из промежутка между полусферами. Солнце встало? Нас предупреждали, что восход будет взрывной. Но уж слишком это напоминало самый буквальный взрыв: свет вспыхнул, померк, разгорелся ярче. Он колыхался и бурлил. Бесшумный толчок прокатился по корпусу икосаэдра. Лио подпрыгнул так, что чуть не совершил роковую ошибку: ещё немного, и его выбросило бы из купола в космическое пространство. Однако он схватился за коммуникационный провод, связывающий его с нами, описал дугу над зеркалом телескопа и погасил скорость об одну из полусфер. В его лицевом щитке отразился догорающий свет.
— Сжигатель планет! — крикнул Лио. — Наверное, они взорвали топливный бак.
Тут он с резким возгласом оттолкнулся от полусферы и скользнул «вниз» к тому, что я про себя называл полом купола. Потому что исполинские полусферы пришли в движение и щель между ними определённо сокращалась. Включилось освещение, теперь уже настоящее.
Щель захлопнулась со щелчком, который мы почувствовали, но не услышали. К добру или к худу, теперь мы были заперты в куполе. Я неотрывно смотрел на большую красную кнопку. Кислорода оставалось на восемь минут.
Показатели на дисплее начали меняться: индикатор наружного давления — красный ноль с самого начала космического полёта — сдвинулся в жёлтую зону. Жюль видел на своём дисплее то же самое: он шагнул к зарешёченному отверстию рядом с люком и протянул руку. Её отбросило воздушной струёй.
— Слава Картазии! — воскликнул Арсибальт. — Мне всё равно, из какого космоса этот воздух. Я хочу им дышать!
— Пока мы ждём, вспомните процедуру выхода из скафандров, — сказал Лио. — И покажитесь.
Он потянул шторку, скрывавшую его наружную панель. Все сделали то же самое. Впервые за два часа мы увидели лица на спиль-экранах и смогли проверить чужие показатели. Шарниры и балки под зеркалом заслоняли от меня некоторых членов команды, но я видел Джезри. У него оставалось две минуты. У меня — пять. Я поменялся с ним баллонами; давление в куполе росло слишком медленно.
Наконец индикатор из жёлтого стал зелёным: можно дышать. Как раз когда показатель уровня кислорода из красного (крайняя степень опасности) скакнул на чёрный (ты покойник). На последней порции арбского кислорода я приказал скафандру открыться и впустить окружающий воздух.
На последней порции арбского кислорода я приказал скафандру открыться и впустить окружающий воздух. Уши сразу заложило. В носу защипало, и я почувствовал странный запах: пахло чем-то кроме моего тела. Лио, пристально следивший за внешними индикаторами (из тех, кого я видел, у меня кислорода было меньше всего), шагнул мне за спину и распахнул заднюю дверцу. Я высвободил руки, ухватился за край ГТС и вылез, в чём мать родила, из ненавистного скафандра. Товарищи смотрели на меня с самым живым интересом. Из арбцев здешним воздухом дышал только небесный эмиссар, который после первого вдоха прожил совсем недолго. Я схватился руками за лицо, размял его, почесал нос, выковырял из уголков глаз то, что скопилось там за неделю, провёл пальцами по волосам. Можно было придумать что-нибудь более познавательное, но это был биологический императив.
Лио ощупал грудь своего скафандра, нашёл тумблер, повернул его.
— Ты меня слышишь?
— Да, слышу.
Остальные принялись лихорадочно нащупывать свои тумблеры.
— Не то чтобы это что-нибудь меняло — нам так и так всем вылезать, — но каковы твои ощущения, мой фраа?
— Сердце колотится, как сумасшедшее, — сказал я и умолк — столько усилий отняла короткая фраза. — Я думал, это от волнения, но… может быть, здешний воздух нам не годится. — Я говорил отрывисто, между судорожными вдохами: организм требовал дышать чаще. — Теперь понимаю, почему у небесного эмиссара лопнула аневризма.
— Эй, Раз?
Дышать, дышать.
— Да?
Дышать, дышать, дышать.
— Освободите меня от этой штуки! — потребовал Лио.
Джезри схватил его, развернул, рывком открыл дверцу. Лио выскочил из скафандра, как ошпаренный, и поплыл ко мне. Глаза у него были безумные. Застарелые рефлексы требовали убраться с дороги, когда Лио приближается ко мне в таком настроении, но мышцы не слушались. Руки, от которых я за эти годы принял столько побоев, заключили меня в могучее объятие. Лио припал ухом к моей груди. Голова у него была колючая, как репей. Я чувствовал, как заходила его грудная клетка. Джезри, Арсибальт и Жюль выплыли из скафандров. Жюль шагнул к люку, повернул рычаг, распахнул крышку. Всё исчезло, но не во тьме, а в хлынувшем из люка ярком свете. Осталась сплошная жёлтосерая пелена…
Мы с фраа Джадом плыли по белому коридору. Я был голый, Джад — в сером комбинезоне из тех, что мы захватили с собой. Судя по тому, что я сейчас наблюдал, Джад разграбил стальной ящику стены. Рядом парили два тючка серебристой ткани. Джад вскрыл один — это оказалось нечто с рукавами и штанинами. Время от времени тысячелетник поглядывал на меня. Поймав мой взгляд, он кинул мне полипластовый пакет со сложенным серым комбинезоном.