— А если у тебя есть гемнопространственный телепортатор?
— М-мм… Полезный мысленный эксперимент, — сказал я. — Ты про устройство из книжки, которую подложила нам Мойра. Чудо-кабинка, с помощью которой ты можешь перенестись в любую точку Гемнова пространства, сделать её реальной и перескочить в следующую.
— Да. Невзирая ни на какие законы физики. Тогда мы сможем материализовать глыбу льда в звезде. Но она тут же растает.
— Растает, если с этой точки ты позволишь действовать законам природы, — поправил я. — Но ты можешь сохранить её, прыгнув в следующую точку, описывающую тот же космос, но по-прежнему с глыбой льда.
— Ладно, понял. Но в нормальных условиях она растает.
— Итак, Эмман, вопрос в том, что значит «нормальные условия». Или по-другому: возьмём серию точек, которую ты должен пройти в гемнопространственном телепортаторе, чтобы в космосе за окном кабины глыба льда сохранялась внутри звезды. Чем эта серия точек будет отличаться от той, которая составляет правильный мировой путь?
— От той, которая не противоречит законам природы?
— Да.
— Не знаю.
Я рассмеялся.
— Ну вот. Наконец-то я начал понимать, что Ороло говорил мне про светителя Эвенедрика.
Чем эта серия точек будет отличаться от той, которая составляет правильный мировой путь?
— От той, которая не противоречит законам природы?
— Да.
— Не знаю.
Я рассмеялся.
— Ну вот. Наконец-то я начал понимать, что Ороло говорил мне про светителя Эвенедрика. Эвенедрик изучал датономию — отрасль булкианской философии. То, что нам дано, что мы наблюдаем. В конечном счёте это всё, что у нас есть.
— Ладно, — сказал Эмман. — Так что мы наблюдаем?
— Не просто приемлемые мировые точки, то есть без льда в звёздах, но приемлемую серию таких точек. Мировой путь, который мог случиться .
— В чём разница?
— Глыба льда в звезде не просто невозможна — её нельзя туда доставить и нельзя там сохранить. Нет связной истории, которая бы её включала. Речь не просто о возможном — в Гемновом пространстве возможно всё, — но о согласованном , в смысле всего того, что должно быть справедливым в отношении вселенной, где в звезде оказалась глыба льда.
— Ну, думаю, такое возможно, — сказал Эмман. В его голове заворочались праксические шестерёнки. Собственно, этим он и зарабатывал на жизнь — его выдернули из ракетного агентства и приставили техническим советником к Игнете Фораль. — Можно спроектировать ракету с боеголовкой из жаропрочного материала и поместить туда глыбу льда. Запустить её в звезду с большой скоростью. Жаропрочный материал сгорит. Но потом, на долю мгновения, у нас будет глыба льда в звезде.
— Отлично, всё это возможно, — сказал я. — Но ты сам ответил на вопрос: «что должно быть справедливым в отношении вселенной, где в звезде оказалась глыба льда?» Если бы ты отправился в тот космос и остановил время…
— Хорошо, — сказал он. — Пусть гемнопространственный телепортатор может останавливать время, снова и снова возвращаясь в одну точку.
— Замечательно. Ты остановил время и смотришь на область вокруг льда. Ты видишь тяжёлые ядра расплавленного корпуса в звёздном веществе. Ты видишь следы отработанного ракетного топлива, ведущие к выгоревшему месту на стартовой площадке. Стартовая площадка должна быть на планете, способной поддерживать жизнь достаточно разумную, чтобы запускать ракеты. Вокруг площадки ты видишь людей, посвятивших жизнь конструированию и постройке ракеты. В их нейронах закодирована память о работе и о запуске. В их авосети есть спили запуска. И все воспоминания и записи должны по большей части согласовываться друг с другом. Все воспоминания и записи сводятся к положению атомов в пространстве, так что…
— Воспоминания и записи сами входят в ту конфигурацию, которой закодирована точка в Гемновом пространстве, — сказал Эмман громко и твёрдо. Он видел, что понял правильно. — И это ты имел в виду, говоря о совместимости.
— Да.
— Лёд в звезде может быть закодирован многими точками Гемнова пространства, — сказал он, — но лишь небольшое их число…
— Исчезающе малое, — сказал я.
— Содержит все записи — последовательные, взаимосогласующиеся — как он туда попал.
— Да. Когда ты в приступе праксиса выдумал ракету для доставки льда, ты на самом деле сообразил, какое повествование создаст условия — следы, оставленные в космосе исполнением твоего проекта, — совместимые со льдом в звезде.
Некоторое время мы шли молча, потом Эмман сказал:
— Или, если взять другой пример, невозможно увидеть наряд сууры Карваллы…
— И не реконструировать мысленно последовательность операций, нужных, чтобы завязать все эти узлы.
— Или развязать.
— Она столетница, — предупредил я, — а конвокс не навсегда.
— Не слишком увлекаться. Понял. Но я всё равно могу условиться с ней о свидании в три тысячи семисотом.
— Не слишком увлекаться. Понял. Но я всё равно могу условиться с ней о свидании в три тысячи семисотом…
— Или стать фраа.
— Может, ещё и придётся. Эй, ты знаешь, куда мы идём?
— Я иду за тобой.
— А я за тобой.
— Отлично. Значит, мы заблудились.
Некоторое время мы шарахались в темноте, пока не наткнулись на двух гуляющих прасуур и не спросили, где здание эдхарианского капитула.