— Большая часть снаряжения не попадёт на «Дабан Урнуд», — заметил Лио и добавил с великолепной иронией: — Те, кто ознакомился с планом манёвра окончательной встречи, должны бы это знать.
— Остаёмся мы и наши скафандры, — сказал Джезри. — Это всё, что попадёт на корабль — если вообще попадёт. И они — те, кто всё спланировал, — не могли знать, что будет со скафандрами. Что, если урнудцы возьмут нас в плен? Скафандры могут выкинуть в космос или разобрать.
— Понятно, к чему ты ведёшь, — сказал фраа Оза. — Но договаривай.
— Хорошо. Мы — оружие. Всеобщие уничтожители у нас внутри. И мы знаем, как они туда попали.
— Огромные таблетки, — сказал Жюль.
— Вот именно: приёмопередатчики температуры, которые мы проглотили перед взлётом, — сказал Джезри. — Кто-нибудь свою таблетку выкакал?
— Хм, а ведь и правда нет, — заметил Арсибальт. — Моя, видимо, так и сидит у меня в кишках.
— Ну вот, — сказал Джезри. — Пока их не удалят хирургически, мы все — ходячие, дышащие атомные бомбы.
— Все, — добавила суура Вай, — кроме фраа Джада и Жюля Верна Дюрана.
Мы не поняли, и она объяснила:
— Думаю, их приёмопередатчики температуры болтаются где-то в скафандрах.
— Моя вышла с рвотой, — объяснил Жюль.
— А я свою не проглотил, — сказал Джад.
— И ты, суура Вай, как врач ячейки это знала, поскольку их температурные показатели были явно неверны? — спросил Лио.
— Да. Из-за неверных показаний скафандры реагировали неадекватно, поэтому и Жюлю, и Джаду после взлёта потребовалась врачебная помощь.
— Почему ты не проглотил свою таблетку, фраа Джад? — спросил Арсибальт. — Ты знал, что это на самом деле?
— Я счёл за лучшее её не глотать, — вот и весь ответ, которым удостоил нас фраа Джад.
— Гипотеза, что нас превратили в ядерные бомбы, блестяща, — сказал я. — Но я не могу поверить, что Ала бы так поступила.
— Думаю, она не знала, — сказал Лио. — Наверняка изменения в план внесли без её ведома.
Фраа Оза сказал:
— Будь я стратегом, отвечающим за операцию, я бы пришёл к Але и попросил: «Собери команду, которая сможет попасть на «Дабан Урнуд»». И она бы ответила: «Я договорюсь с Геометрами, которые противостоят Основанию, и те впустят наших людей».
— Чудовищно, — сказал он.
— «Чудовищно» — возможно, ещё одно кодовое слово, — задумчиво проговорил Джезри. Мне захотелось его двинуть. Однако он был почти наверняка прав.
Двумя днями позже мы сняли белые комбинезоны и опустили выдвижные шторки, скрыв индикаторы и экраны на передней панели скафандров.
Теперь все были сплошь матово-чёрные. Как скалолазы, мы обвязались плетёным тросом, служившим разом страховкой и линией связи. Джад, Джезри и я почти всю последнюю смену занимались секстаном и вычислениями. Это завершилось тем, что фраа Джад завис под реактором, держа в руке нож и глядя вдоль фала, как вдоль ружейного дула, на движущиеся созвездия. Когда «прицел» совместился с определённой звездой, Джад резанул проволоку. Фал с грузом полетел в одну сторону, мы — в другую, получив, как мы надеялись, тот последний поправочный импульс, который синхронизирует нашу орбиту с орбитой «Дабан Урнуда».
Через полчаса мы все упёрлись ногами в нижнюю поверхность зеркала и по команде Лио оттолкнули её (или спрыгнули с неё, в зависимости от системы отсчёта). Зеркало уплыло вбок, и мы впервые увидели «Дабан Урнуд» прямо перед собой. Он был так близко, что всё поле зрения занимала одна треугольная грань икосаэдра.
Практически все следящие системы Геометров были рассчитаны на то, чтобы высматривать объекты на расстоянии в тысячи миль. Правда, у них имелись и радары ближнего действия (как выяснили Джезри и его товарищи по первому полёту, доставившему на икосаэдр небесного эмиссара), но не было повода их включать, поскольку Основание не ждало гостей. К тому же мы оставались под защитой холодного чёрного зеркала до тех пор, пока не подошли на расстояние, слишком близкое для надёжной работы радаров. Это было отчасти везение. Будь наша траектория чуть менее точной, спрыгивать с зеркала пришлось бы раньше. Однако фраа Джад рассёк фал точно в нужный миг. Даже не сделай он больше ничего до конца миссии, его присутствие уже бы полностью оправдалось.
Теперь Геометры могли увидеть нас только буквально: если кто-нибудь из них случайно глянет в иллюминатор или, вероятнее, на спиль-экран и различит одиннадцать матово-чёрных гуманоидных фигур на фоне космической тьмы.
Поверхность икосаэдра напоминала галечный пляж: плоский, собранный из бесчисленных обломков астероидов четырёх разных космосов. Среди камней поблескивала проволочная сетка, удерживающая их на месте. Казалось, мы врежемся в амортизатор, рассекающий поле зрения, как горизонт. Однако мы пролетели в нескольких ярдах от него и оказались «над» следующей гранью, которая сейчас находилась в тени. У каждого из нас было пружинное ружьё; по сигналу Лио в щебнистое поле вонзились одиннадцать крюков с привязанными к ним тросами. Примерно половина зацепилась за сетку. Один за другим тросы натянулись и потащили тех, кто находился на противоположном конце. В результате со связывающей нас верёвкой начали происходить разные сложные и непредсказуемые события; в течение нескольких минут мы все сталкивались между собой и взаимно запутывались. Мы летели вперёд и вниз к щебню, что пугало, но у четырёх долистов были микродвигатели на сжатом газе, которые они держали перед собой, как пистолеты, и палили туда, куда мы не хотели попасть. Это привело к новым, почти водевильным столкновениям и запутываниям, но в целом замедлило наше движение. Мы постарались выставить вперёд ноги и (или) руки в качестве амортизаторов. Я сумел «приземлиться» на правую ступню. Меня тут же крутануло, и я еле-еле успел садануть культёй четырёхсполовиноймиллиардолетний булыжник, пока он не вмазал мне по физиономии. Затем различные верёвки дёрнули меня по множественным векторам и немножко протащили по камням. Но вскоре все перестали подпрыгивать и зацепились за сетку скелепальцами. Ячейка номер триста семнадцать надёжно закрепилась на «Дабан Урнуде».