— Да, и поставили здесь экран. Ясное дело, нам приходилось двигать его вслед за солнцем.
Ала вставляла «ясное дело» чуть не в каждую вторую фразу, а я полжизни из-за этого злился. Сейчас впервые нисколечки не обиделся — слишком занят был тем, что восхищался умом Алы и Тулии. Ну почему я сам до такого не додумался? Не нужно ни линз, ни зеркала, достаточно простой дырочки. Изображение, конечно, получается слабое, поэтому смотреть надо в тёмной комнате — камере-обскуре.
Видимо, Тулия рассказала Але про табулу, про Самманна и про мои наблюдения. Но теперь мне казалось, будто я последний раз думал о них, а не о том, как помириться с Алой, годы назад. Я не мог вызвать у себя никакого интереса к солнцу. Светит себе и светит. Фотосинтезу ничто не угрожает. Крупных вспышек нет, пятен — немного. Чего о нём думать?
Через несколько минут думать стало ещё труднее. Целоваться в калькориях не учат. Нам приходилось действовать методом проб и ошибок. Даже ошибки были по-своему неплохи.
— Искра, — сказала Ала (не очень внятно) какое-то время спустя.
— Ещё бы!
— Нет, я вроде бы увидела искру.
— Мне говорили, что в таких случаях естественно видеть звёзды…
— Не воображай! — сказала она, отпихивая меня. — Я только что видела ещё одну.
— Где?
— На экране.
Я слегка ошалело повернулся к листу. На нём не было ничего, кроме бледного диска.
И…
…маленькой искорки. Точечки света, ярче, чем солнце. Она исчезла раньше, чем я уверился, что точно её видел.
— Кажется…
— Вот снова! — воскликнула Ала. — Она чуть-чуть сместилась.
Мы дождались ещё нескольких вспышек. Ала не ошиблась. Все вспышки были ниже и правее солнечного диска, но каждая следующая появлялась чуть выше и левее предыдущей. Если отметить их на листе, получилась бы линия, целящая в солнце.
Что бы сделал Ороло?
— Нам нужно перо, — сказал я.
— Пера у меня нет, — ответила Ала. — Они вспыхивают примерно раз в секунду. Может, чаще.
— А что-нибудь острое есть?
— Булавки!
Ала и Тулия прикололи лист к доске четырьмя булавками. Я вытащил одну и положил Але в тёплую ладонь.
— Я буду держать доску. А ты протыкай лист, как увидишь вспышку, — сказал я.
Мы пропустили ещё несколько искорок, пока устраивались. Я расположился так, чтобы рукой прижимать доску к стене и придерживать внизу коленом. Ала легла на живот и приподнялась на локтях. Её лицо было так близко к листу, что я видел глаза и изгиб щеки в отсвете от бумаги. Второй такой красивой девушки у нас в конценте не было.
Следующая искра отразилась в её зрачке. Рука метнулась к листу. Тюк.
— Хорошо бы нам узнать точное время, — сказал я.
Тюк.
— Ясное дело, (тюк) через несколько минут (тюк) оно выйдет за пределы листа. (Тюк.) Тогда мы сбегаем и посмотрим (тюк) на часы. (Тюк.)
— Заметила странность?
Тюк.
— Они гаснут не враз. (Тюк.) Вспыхивают быстро (тюк), а гаснут медленно. (Тюк.)
— Я про цвет.
Тюк.
— Голубоватый такой? (Тюк.)
От внезапного скрежета меня чуть инфаркт не хватил. Это заработал автоматический механизм боя. Часы били два. В таких случаях полагается затыкать уши, но я не отважился — Ала бы всадила в меня булавку. Тюк… тюк… тюк…
— Зато время узнали, — сказал я, когда, по моим прикидкам, она снова обрела слух.
— Я отметила тройной дырочкой искру, которая была ближе всего ко второму удару.
— Я отметила тройной дырочкой искру, которая была ближе всего ко второму удару.
— Отлично.
— Мне кажется, она поворачивает, — заметила Ала.
— Поворачивает?
— Как будто источник вспышек движется не по прямой. Меняет курс. Летит, ясное дело, между нами и солнцем — сейчас прямо через солнечный диск. Но линия вроде не прямая.
— Странно выходит. Если допустить, что это орбита, она должна быть прямой.
— Только если источник вспышек не меняет курс, — настаивала Ала. — Может, они как-то связаны с ракетными двигателями.
— Я вспомнил, где видел такой оттенок голубого.
— Где?
— У Корд в цехе. Там есть машина, которая режет металл с помощью плазмы. Свет такой же голубоватый. Как у звезды класса В.
— Источник вышел за край солнечного диска, — сказала Ала. И тут же воскликнула: — Ой!
— Что такое?
— Прекратилось.
— Больше вспышек нет?
— Нет. Я уверена.
— Пока я не сдвинул доску, наколи несколько дырочек по краю солнечного диска. Тогда, зная время, мы эту штуку найдём!
— Как?
— Мы можем узнать, где было солнце в два часа сегодняшнего дня. В смысле, перед какими так называемыми неподвижными звёздами оно проходило. Источник плазменных вспышек, за которым мы следили, был там же. Значит, когда он не меняет орбиту, он проходит перед теми же неподвижными звёздами на каждом витке. Мы можем найти его в небе.
— Но он только что у нас на глазах поменял орбиту, — напомнила Ала, тщательно отмечая положение солнечного диска близко расположенными булавочными уколами.
— Часть загадки, которой мы до сих пор не понимали, возможно, состоит в том, что он меняет орбиту, только когда проходит близко к солнцу. Пока у нас есть камера-обскура, мы можем наблюдать его повороты.
— А при чём здесь положение солнца?
— Думаю, оно служит прикрытием, — сказал я. — Если бы он поворачивал ночью, манёвр видели бы невооружённым глазом.
— Однако мы смогли увидеть его с помощью дырочки в потолке и листа бумаги! — заметила Ала. — Не больно-то надёжное прикрытие.