Устав мучиться мыслью, что меня разоблачили, я задумался над другими вопросами. Совпадение ли, что чехол нашёл тот самый ита, который встречался с Корд? Я решил, что либо совпадение, либо Самманн — высокопоставленный ита, ответственный за звездокруг. Так или иначе, нового направления мысли это не подсказало.
— Выдался ли эдод ида усдановить с добой связь? — спросил Лио, с трудом ворочая разбитыми губами.
— В смысле, проскользнуть ночью в матик и передать мне записку?
Мой ответ озадачил Лио, который проявил это своим обычным способом: расправив плечи. На некоторое время скрежет лопаты о камень умолк. Наконец Лио понял.
— Я имел в виду не «в реальном времени», а на табуле. Ну, ты понимаешь.
— Нет, Репей, должен сознаться, что решительно не понимаю.
— Никто не разбирается в слежке лучше этих ребят, — заметил Лио.
— То есть ты веришь в гипотезу светительницы Патагар?
Лио заметно огорчился моей наивности и вновь принялся точить лопату. От скрежета у меня сводило зубы, но я подумал, что тем, кто нас подслушивает, ещё хуже.
Видимо, это была моя новая роль в конценте светителя Эдхара: простодушный малый.
— Ладно, — сказал я. — Ответь мне на один вопрос. Если мы все у них под колпаком, значит, они знают про меня и про табулу?
— Надо полагать.
— Так почему ничего не происходит? — спросил я. — Трудно поверить, что Спеликон и Трестана не трогают меня из жалости.
— А на мой взгляд, удивляться нечему.
— Это как же?
Лио молчал долго — мне подумалось, что он сочиняет ответ на месте. Наконец он окунул точильный камень в реку и сказал:
— Ита не рассказывают инспектрисе всё, что знают. Трестане пришлось бы сидеть у них сутками, чтобы выслушать столько информации. Значит, ита решают, что сообщать ей, а что нет.
Слова Лио открывали простор для целой кучи интересных сценариев, и чтобы их обдумать, требовалось время. Я не хотел и дальше стоять с открытым ртом, поэтому нагнулся за лопатой.
Всё равно бы острее она уже не стала. Я огляделся, высматривая кустзвездоцвета, который можно порубить. Потенциальная жертва сыскалась довольно скоро. Я шагнул к ней, Лио — за мной.
— Это очень большая ответственность для ита. — Я поднял лопату и обрушил её на корни звездоцвета. Несколько побегов упали на землю. Мне даже полегчало.
— Положим, они не глупее тебя, — сказал Лио. — Да сам подумай! Они кормятся тем, что управляют сложными синтаксическими аппаратами. Они создали авосеть. Уж им-то известно, что знание — сила. Применяя стратегию и тактику в отношении того, что говорить, они могут добиться чего хотят.
Я вырубил квадратный ярд звездоцвета, пока обдумывал его слова.
— Ты хочешь сказать, что существует целый неизвестный нам мир отношений между ита и иерархами.
— Должен существовать. Иначе они не были бы людьми, — ответил Лио.
И тут он применил гипотрохийную трансквестиацию: сменил тему — неявно подразумевая, что обсуждение закрыто: он выиграл, а я проиграл.
— Итак, возвращаясь к моему вопросу: подаёт ли тебе Самманн какие-нибудь знаки? Или хотя бы он знает, что его изображение записывается. Он как-нибудь это показывает?
Лио бросил камень, которым точил лопату, в реку.
Правильный ответ на гипотрохийную трансквестиацию: «Эй, погоди! Мы ещё не договорили!», но вопрос Лио был таким интересным, что я не стал возмущаться.
— Не знаю, — сказал я и потом целую минуту с наслаждением рубил звездоцвет. — Но мне надоело мерить транспортиром куски торта, а на что смотреть дальше, я не знаю. Так что попробую проверить.
* * *
После этого я неделю не мог попасть в подвал. Концент готовился праздновать равноденствие, и я репетировал песнопения. Война сорняков достигла той стадии, когда требовалось сделать хотя бы одну зарисовку. Мне надо было засаживать свой клуст. Если я оказывался свободен, во владении Шуфа кто-нибудь был. Оно явно входило в моду!
— Бойся своих желаний, — посетовал как-то Арсибальт. Я помогал ему нести рамки для ульев в столярную мастерскую. — Я приглашал всех во владение — теперь люди приходят, и я не могу там работать!
— Я тоже.
— А теперь вот! — Он взял шпатель (на мой взгляд, совершенно для этой работы непригодный) и принялся рассеянно ковырять подгнившее дерево в углу рамки. — Катастрофа!
— Ты что-нибудь знаешь про работу с деревом? — спросил я.
— Нет, — признался он.
— А про метатеорические труды фраа Пафлагона?
— Про них кое-что знаю, — сказал Арсибальт. — Более того, я уверен, что Ороло старался нас к ним направить.
— Как?
— Помнишь последний диалог с ним?
— Про розовых нервногазопукающих драконов. Конечно.
Арсибальт скривился:
— Надо будет придумать более достойное название, прежде чем мы увековечим его в чернилах. Так или иначе, я уверен, что Ороло убеждал нас задуматься над некоторыми идеями, важными для его наставника.
— Если так, странно, что он не упомянул Пафлагона, — заметил я. — Разговор про последние труды светителя Эвенедрика заходил, а вот…
— Одно из другого вытекает. Со временем мы неизбежно должны были набрести на Пафлагона.
— Ты — наверное, — сказал я. — А о чём он пишет?
Вопрос был совершенно естественный, однако Арсибальт мялся.
— О том, за что проциане нас ненавидят.