— Ладно, — одними губами выговорил я и направился туда.
Юл вошёл в палатку почти сразу за мной.
Юл вошёл в палатку почти сразу за мной. Он должен был помочь мне с роскошной тредегарской стлой, я ему — с парадным мирским костюмом. Оба мы оказались настолько несведущи в этом деле, что не уложились в отведённое время, — актал уже закончился, и люди по другую сторону тента недовольно гудели и отпускали грубые шуточки. Эмману Белдо пришлось отлипнуть от сууры Карваллы и прийти на выручку Юлу. Тем временем моё одеяние поправлял и заплетал не кто иной, как фраа Лодогир, приехавший, надо думать, с тем, чтобы Ороло не остался без влиятельной процианской фракции.
Мы с Юлом топтались на пороге, пропуская друг друга вперёд, пока порог не исчез: Лио и его долисты, утомившись ждать, обрезали растяжки и подняли тент у нас над головой, будто срывая покров с двух статуй.
И впрямь, мы оба застыли, как изваяния (чтобы не сказать «истуканы»), увидев Алу и Корд, потративших отведённое на одевание время с куда большим толком. Я думал, что моя невеста будет украшена звездоцветом и другими варварскими растениями, но теперь стало понятно, что кузовиль Кина был нагружен настоящими цветами, выращенными в далёких садах и теплицах.
Актал осложняло то, что я как родственник Юловой невесты должен был вести её к алтарю, но умные люди всё уже продумали. Юла и Корд сочетал браком магистр Сарк, сыгравший свою роль очень даже неплохо, особенно учитывая, что он с трёх утра был в диалоге с Арсибальтом за бутылкой вина. Магистр воспользовался случаем, чтобы выдать очередную блистательную, берущую за душу проповедь, исполненную мудрости, снизарений, человеческой правды и привязанную к космографической схеме, развенчанной четыре тысячелетия назад.
После того как Сарк закончил, я (при моральной поддержке Джезри) и Ала (в сопровождении Тулии) приблизились к фраа Пафлагону и под звуки радостных песен и раскаты далёкого грохота, с которым ма Картазия перевернулась в халцедоновом гробу, заключили перелифический союз.
По традиции председательствующие фраа или суура должны были произнести несколько слов. Наступил тот момент актала, когда все инаки замолкли, выжидательно глядя на Пафлагона. Трудно было избежать неловкости, поскольку все понимали, что его слова будут восприняты не сами по себе, а как ответ магистру Сарку. Я обрадовался, что Пафлагон не стал юлить.
— Поскольку мы гордимся нашими диалогами, позвольте мне приветствовать магистра Сарка как уважаемого содискурсанта. В его словах я отчетливо слышу след, оставленный далёким предшественником, пережившим снизарение и выразившим его правильным для своего времени способом. Как когда стрелки часов сходятся, стержень падает в прорезь и происходит нечто особенное: ворота распахиваются, наступает маленький аперт и в открытые створки проглядывает новый космос. Возможно, в свете последних событий я должен сказать: «один из новых космосов».
И Пафлагон поочерёдно поглядел в глаза урнудцам, троанцам, латерранцам и фтосцам.
— Тот, кто присутствовал при аперте, знал, что снизарение истинно, записал его, включил в свою религию — иными словами, сделал всё, чтобы передать его тем, кого любит. Как-нибудь в другой раз мы можем поспорить, удалось ему это или нет; с сожалением вынужден сообщить, что в моём случае — не удалось.
Я невольно покосился на Ганелиала Крейда, но не увидел и следа того гнева, какой прежде вызывало у него наше неуважение к религии. Что-то изменилось для него в Орифене.
— Мы собрались на месте, названном в честь фраа Ороло, который недолгое время был моим фидом. Когда он был чуть старше некоторых из вас, — Пафлагон посмотрел на меня и на Алу, потом на Джезри, Тулию и других, прибывших из Эдхара или с конвокса, — он как-то сказал мне, почему выбрал мой орден. Он мог бы покинуть матический мир в аперт и жить в секулюме; он мог остаться фраа и выбрать Новый круг. Ороло сказал, что чем больше он узнаёт о сложности сознания и космоса, с которым оно так неразрывно и загадочно связано, тем отчетливее видит в этом некое чудо: не совсем в том смысле, в каком употребляют это слово богопоклонники, ибо он считал его вполне природным.
Скорее он хотел сказать, что эволюция нашего сознания из неодушевлённой материи прекраснее и удивительнее всех чудес во всех религиях мира. И потому он склонен не доверять всякой системе мышления, религиозной или теорической, которая претендует на объяснение этого чуда и, таким образом, пытается положить ему предел. Вот почему он избрал тот путь, который избрал. Благодаря появлению наших друзей с Урнуда, Тро, Земли и Фтоса мы узнали о поликосме то, о чём раньше лишь строили догадки. Каждому из нас придётся пересмотреть в свете новых событий всё, что он знал и во что верил. Труд этот начинается здесь. Сегодняшнее великое и прекрасное начало включает в себя множество других, не столь масштабных, но от того не менее прекрасных — таких, как союз Алы и Эразмаса.
Я чуть было не прохлопал ушами главный момент, но почувствовал, как Ала повернулась ко мне. Мы шагнули друг к другу, здесь, на груде щебня, и взялись за руки. Вам может показаться странным, что такая история заканчивается поцелуем, как популярный спиль или театральная пьеса. Однако, давая начало новому, мы одновременно завершали многое из того, о чём шла речь на этих страницах, так что здесь я провожу на листе черту и заканчиваю рассказ.