— Прасуура Мойра, — начал Арсибальт, — разве мессал создан не по результатам сегодняшнего лабораториума?
— Если бы вы меньше засматривались на хорошеньких суур и не так шумно валяли дурака на кухне, вы бы услышали, как я назвала себя металоритом.
— Или лоритом множественных миров, — вставил я.
— Ах, так вы всё-таки слушали!
— Я думал, вы просто хотите разрядить обстановку.
— Кто был их Эвенедриком, фраа Арсибальт?
— Простите? — Арсибальт зачарованно раскрыл рот, но тут суура Трис сунула ему в руки огромный грязный поднос.
— Фраа Тавенер, кто был светителем Темном на планете Кватор? Трис, кто была леди Барито на Антаркте? Фраа Орхан, верят ли в Бога на Пангее, и если да, тот же это Бог, что у матарритов, или другой?
— Должен быть тот же, прасуура Мойра! — воскликнул Орхан (я окончательно решил считать его мужчиной) и сделал жест, который я видел раньше. Какое-то богопоклонническое суеверие.
— Фраа Эразмас, кто открыл Халикаарнову диагональ на планете Диасп?
— Вы хотите сказать, что, поскольку они, очевидно, думали о том же…
— Должны были думать, иначе не построили бы этот корабль! — вставил Барб.
— У вас гораздо более свежие головы, более подвижные мозги, чем у некоторых в этом мессалоне, — сказала Мойра. — Я подумала, что у вас могут возникнуть соображения.
Суура Трис повернулась и сказала:
— Вы предполагаете, что светители из разных миров совпадают один в один? Общее сознание во многих мирах?
— Я спрашиваю вас, — сказала Мойра.
Я молчал, охваченный тем беспокойством, которое в последнее время накатывало на меня, как только разговор устремлялся в это русло. В своих последних словах, за минуты до смерти, Ороло предупредил меня, что тысячники знают о единстве сознания в разных мирах и построили на нём праксис: то есть легенда об инкантерах основана на фактах. Может быть, ко мне вернулась старая привычка слишком много тревожиться, но мне казалось, что разговор, в котором я участвую, опасно близок к теме инкантеров.
Арсибальт, не обременённый моими тревогами, приготовился ответить. Он поставил вымытый поднос в сушку, вытер ладони о стлу и расправил плечи:
— Хорошо. Любая такая гипотеза должна строиться на объяснении, почему разные сознания на разных мировых путях думают одно и то же. Некоторые всегда могут предложить религиозное объяснение, — он покосился на Орхана, — другие…
— Можешь не скрывать свою веру в ГТМ — вспомни, с кем ты говоришь! Я и не такое видела!
— Да, прасуура Мойра, — ответил Арсибальт, склонив голову.
— Как знание распространяется из общего теорического мира — я не буду называть его Гилеиным, поскольку, очевидно, на планете Кватор не было женщины по имени Гилея, — в сознание разных светителей из разных миров? И происходит ли это сейчас — между ними и нами? — вбрасывая в кухню свои мозговзрывающие гранаты, суура Мойра бочком отступала к дальней двери и едва не столкнулась с Эмманом Белдо, который вернулся, доставив свою препту домой.
— Судя по всему, завтрашний мессал и будет про это говорить, — заметил я.
— Зачем ждать? Не расслабляйтесь! — И Мойра стремительно вышла в темноту. Карвалла, бросив полотенце, рванула за ней, накидывая на голову стлу. Эмман вежливо посторонился, затем уставился вслед Карвалле и смотрел, пока та не исчезла из виду. Когда он повернулся обратно, суура Трис залепила ему в физиономию мокрой губкой.
— Не могут же эти пути просто блуждать в Гемновом пространстве… — сказал Эмман.
— Как мы в темноте? — предложил я. Мы искали подходящий лукуб.
— Без всякого смысла. Или могут?
— Ты про мировые пути? Повествования?
— Наверное. Кстати, что вокруг них за сыр-бор?
Вопрос был довольно расплывчатым, но я, кажется, понял, что имел в виду Эмман.
— Ты про то, что фраа Джад употребляет слово «повествования»?
— Да. Трудновато будет скормить это…
— Бонзам?
— Так вы называете коллег моей препты?
— Некоторые из нас — да.
— Так вот, они все довольно приземлённые. Такие возвышенные вещи — не для них.
— Ладно, давай я подберу пример. Помнишь, что сказал Арсибальт? Про кусок льда в звезде?
— Конечно. Существует точка в Гемновом пространстве, соответствующая космосу, где есть даже это.
— Конфигурация космоса, заданная этой точкой, — сказал я, — включает, помимо звёзд и планет, воробьёв и пчёл, спилей, книг и всего остального, одну звезду, в которой находится большой кусок льда. Точка, как ты помнишь, всего лишь длинная последовательность чисел — координат — не более и не менее реальная, чем любая другая.
— Её реальность — или в данном случае нереальность — вытекает из каких-то других соображений.
— Верно. В данном случае — что описываемая ситуация абсолютно нелепа.
— Как такое могло случиться, для начала? — подхватил Эмман, проникаясь духом аргумента.
— Случиться. Вот ключевое слово, — сказал я, жалея, что не могу объяснять так же хорошо, как Ороло. — Как понимать, что нечто случилось? — Вышло довольно убого. — Не просто эта ситуация — изолированная точка в конфигурационном пространстве — возникла и сразу исчезла. Скажем, у тебя есть обычная звезда, и вдруг — бац! — в один космический миг посреди неё материализуется глыба льда, а в следующий — бац! — глыбы нет. Это не называется «случилось».