Мы с Лио прошли несколько шагов, прежде чем нас шарахнул смысл последней фразы. Мы переглянулись и безмолвно приняли решение не отвечать.
— Он нас просто разыгрывал! — сказал я, когда у нас с Лио снова выдалась минутка наедине. (Мы закидывали рюкзаки в отведенную нам келью монастырского пансионата.) — В отместку за то, что его матик обозвали свалкой.
Лио молчал.
— Лио! Не настолько же он старый!
Лио снял рюкзак, расправил плечи (я бы так не смог) и повёл ими назад и вниз, чтобы восстановить равновесие. Как будто мог разбить оппонентов исключительно превосходством своей стойки.
— Давай не волноваться из-за того, сколько ему лет.
— Ты хочешь сказать, он нас не разыгрывал?
— Я сказал, давай не будем из-за этого волноваться.
— Ты хочешь сказать, он нас не разыгрывал?
— Я сказал, давай не будем из-за этого волноваться.
— Я не говорю, что стоит волноваться, но знать было бы интересно.
— Интересно? — Лио снова проделал тот же трюк с плечами. — Мы оба говорим прехню. Ты не согласен?
— Согласен, — тут же отозвался я.
— Вот и хватит. Надо говорить прямо — и тогда придётся сразу же закрыть рот, если мы не хотим, чтобы нас сожгли на костре.
— Ладно. Ты смотришь с дефендорской точки зрения. Я готов её принять.
— Отлично. Значит, мы оба поняли, о чём на самом деле говорим.
— Что нельзя прожить так долго, не ремонтируя цепочки в ядрах своих клеток, — сказал я.
— Особенно в условиях радиации.
— Об этом я не подумал. — Я помолчал, мысленно прокручивая в голове разговор с фраа Джадом. — И как же у него такое сорвалось? Уж наверняка он понимает, насколько опасен даже намёк на то, что он… э… из тех, кто может ремонтировать свои клетки.
— Ты шутишь? Ничего у него не сорвалось. Он нарочно нам сказал, Раз.
— Он дал понять…
— Он доверил нам свою жизнь, — сказал Лио. — Ты разве не заметил, как он ко всем приглядывался? И выбрал нас, мой фраа.
— Ух ты! Если это правда, то я горжусь и ужасно рад.
— Радуйся, пока можно, — ответил Лио. — Поскольку обычно такое доверие связано с некоторыми обязательствами.
— Какими именно?
— Почем я знаю? Я просто хочу сказать, что его призвали не просто так. От него чего-то ждут. Он вырабатывает стратегию. И мы теперь часть этой стратегии. Солдаты. Пешки.
Я на какое-то время заткнулся: у меня напрочь отшибло способность мыслить.
Потом я вспомнил одну вещь и сразу почувствовал себя лучше.
— Мы так и так пешки, — сказал я.
— Ага. И будь у меня выбор, я бы предпочёл быть пешкой у того, кого вижу. — Впервые со вчерашнего вечера Лио улыбнулся своей прежней улыбкой. Всё это время он был непривычно серьёзен. Впрочем, будешь серьёзным, если думаешь, что круги на корабле пришельцев — и впрямь уничтоженные планеты.
Мы, инаки, любим говорить, что живём куда скромнее базских прелатов, которые ходят в алых шёлковых облачениях, окружённые облаком фимиама. Но у нас дома хотя бы каменные и не требуют особой заботы. Здесь всё было из дерева: выше по склону маленькая скиния и братские корпуса, образующие своего рода клуатр вокруг источника, ниже у дороги — два ряда домиков с двухъярусными кроватями и большое здание, где разместились столовая и несколько конференц-залов. Все строения выглядели ухоженными, но видно было, что дерево гниёт, и если люди отсюда уйдут, через несколько десятилетий на месте монастыря останется груда дров.
Мы не видели, как живут монахи. Наши кельи были чистые, но сплошь исписаны и разрисованы детьми, которых сюда привозят отдыхать. Нам просто повезло, что детей сейчас не было: предыдущая смена закончилась два дня назад, новая ещё не началась. Из шести молодых сотрудников четверо на пересменок вернулись в город. Оставшиеся два и базский священник — руководитель лагеря — приготовили нам немудрёный ужин. Мы занесли в кельи рюкзаки, быстренько сполоснулись в общей бане и собрались в столовой за складными столами — примерно такими же, какие ставили у себя в аперт. Здесь пахло красками — видимо, в том же помещении у детей проходил рисовальный кружок.
Нам сказали, что монахов сорок три — много меньше, чем в одном только нашем капитуле. Четверо пришли поужинать с нами. Мы не поняли, это какие-то местные иерархи или просто остальным тридцати девяти неинтересно на нас смотреть. Все четверо были старые, седобородые, и все хотели видеть фраа Джада. Базско-ортодоксальный орт примерно на семьдесят процентов совпадал с нашим.
Казалось бы, мы с Лио после нашего разговора должны сесть рядом с фраа Джадом, но мы, соблюдая конспирацию, словно тайные агенты в спиле, сели как можно дальше. Арсибальт и несколько столетников чуть не опоздали на ужин: они проводили кальк. Вид у Арсибальта был совершенно очумелый: он только что увидел табулу с чертежом на корабле Двоюродных и теперь умирал от желания поговорить. Сейчас, войдя в столовую, он должен был выбрать: сесть со мною и с Лио или с фраа Джадом и базскими монахами. Мне даже стало его жалко. Ферман Беллер тоже приметил неуверенность Арсибальта, встал и поманил его к себе. Арсибальту неловко было отклонить приглашение, и он сел рядом с Ферманом.
Умственной пищей мы обязаны мыслителям, начиная с Кноуса, телесной — общему труду согласно канону, данному нам Картазией, поэтому, прежде чем приступить к еде, возносим краткую благодарность светительнице. У богопоклонников застольные ритуалы иные. Базская ортодоксия — постаграрная религия, и буквальные жертвоприношения в ней заменены символическими. Монахи начали трапезу с такого символического жертвоприношения, потом вознесли хвалу Богу и закончили просьбой о ниспослании им различных благ. Руководитель летнего центра машинально забубнил привычные слова, но тут же занервничал, видя, что инаки не склонили голову и смотрят на него с любопытством. Вряд ли он смутился, что мы не разделяем его веру — к такому священники наверняка привыкли. Скорее он переживал, что поступил невежливо, поэтому, закончив молитву, попросил и нас совершить то, что принято в нашем матике. По уже упомянутой причине нам недоставало сопрано и альтов, но теноров, баритонов и басов хватило, чтобы исполнить очень древний и простой гимн Картазии. Фраа Джад тянул самые низкие басовые ноты, и, клянусь, от его голоса звенело серебро на столе.