— Совершенно верно, — сказала Мойра.
— Как теперь нам перевести сказанное на язык повествований и конфигурационного пространства, который предпочитает фраа Джад? — спросила Игнета Фораль.
— Я попробую, — сказал фраа Пафлагон. — Если проследить наш мировой путь — серию точек в конфигурационном пространстве, представляющую прошлое, настоящее и будущее нашего космоса, — назад во времени, мы увидели бы конфигурации более горячие, яркие и плотные, как если бы прокручивали в обратную сторону фотомнемоническую табулу с записью взрыва. Мы попали бы в области Гемнова пространства, едва ли узнаваемые как космос: мгновения сразу после Большого взрыва. В какой-то момент, двигаясь назад, мы оказались бы в конфигурационном пространстве, где физические константы, о которых мы говорили…
— Двадцать чисел, — сказала суура Асквина.
— Да. Ещё не определены . Место настолько непохожее на наше, что эти константы в нём не имеют смысла — у них нет значений, потому что они ещё могут принять любое значение. Так вот, до того момента истории, о котором я говорю, нет разницы между старой картиной единственной вселенной и картиной мирового пути в Гемновом пространстве.
— Даже если принять во внимание новоматерию? — спросил Лодогир.
— Да. Творцы новоматерии сделали одно: построили машину, способную создать сверхвысокие энергии, и произвели в лаборатории собственный Большой взрыв. Однако сегодняшние утренние результаты дали нам нечто новое: если точно так же проследить назад мировые пути Антаркта, Пангеи, Диаспа и Кватора, вы окажетесь в очень похожей части Гемнова пространства.
— Повествования сходятся, — сказал фраа Джад.
— Если идти назад, вы хотите сказать, — уточнил Ж’вэрн.
— Никакого назад нет, — сказал фраа Джад.
Все на несколько секунд онемели.
— Фраа Джад не верит в существование времени, — сказала Мойра, но, судя по тону, она сама осознала это тогда же, когда произнесла.
— Ах да! Важная деталь, — заметила суура Трис в кухне и, вопреки обыкновению, никто на неё не зашикал. Последние несколько минут мы стояли над тарелками с десертом, готовые подавать, и ждали подходящего момента.
— Думаю, нам не стоит отклоняться от темы и обсуждать, существует ли время, — сказал фраа Пафлагон к почти слышному облегчению остальных.
— Суть в том, что если рассматривать пять космосов — Арбский и четырёх рас Геометров — как траектории в Гемновом пространстве, то в окрестностях Большого взрыва эти траектории окажутся очень близки. И мы можем спросить себя, не одинаковы ли они до определённой точки, в которой что-то заставило их разойтись. Возможно, это вопрос для другого мессала. Возможно, только богопоклонники посмеют к нему подступиться. — (Мы в кухне рискнули покоситься на Ж’вэрнова сервента.) — Так или иначе, разные мировые пути ведут к немного различным физическим константам. И даже окажись мы в одной комнате с Геометром, внешне похожим на нас, самые ядра его атомов по-прежнему несли бы некий отпечаток инокосмического происхождения.
— Как в наших генетических цепочках закодированы все мутации, все адаптации, каждый наш предок вплоть до первого живого существа, — сказала суура Мойра, — так вещество Геометров несёт в себе запись того, что фраа Джад назвал повествованием их космосов, вплоть до точки в Гемновом пространстве, где повествования разошлись.
— Дальше, — сказал фраа Джад.
Как всегда после его реплики, наступила тишина, но на сей раз её нарушил смех фраа Лодогира.
— А, я понял! Наконец-то! Какой же я глупец, фраа Джад, что не сразу раскусил вашу игру! Но теперь я вижу, куда вы нас так ловко ведёте: в Гилеин теорический мир!
Несколько часов назад, во время периклиния, фраа Лодогир подошёл ко мне и отпустил какое-то невинное замечание о нашем недавнем диалоге. Я был потрясён. Как он рискнул приблизиться ко мне без доспехов и отряда инквизиторов с электрошоковыми пистолетами? Как не подумал, что я посвящу остаток жизни планам жестокой мести? И тут я понял, что для него здесь нет ничего личного. Все риторические уловки, все искажения, приправленные откровенной ложью, все попытки давить на чувства — такая же часть его инструментария, как уравнения и силлогизмы — часть моего. Лодогир просто не ждал, что я обижусь, как я не жду, что Джезри обидится, если указать ему на ошибки в теорике.
Я молча смотрел на Лодогира, оценивая расстояние от моего кулака до его зубов. У меня было смутное чувство, что он отдаёт ещё какие-то дурацкие распоряжения касательно вечернего мессала, но я ничего не слышал. Через некоторое время фраа Лодогир, так и не дождавшись ответа, потерял ко мне интерес и отошёл.
— Не знаю, чем для меня всё закончится с ним и с инквизицией! — воскликнул я.
— У тебя уже неприятности с инквизицией? — спросил Арсибальт удивлённо и в то же время уважительно.
— Нет. Но Варакс дал понять, что следит за мной, — сказал я.
— Это каким же образом?
— У меня была неприятная встреча с Лодогиром.
— Да. Я видел.
— Нет, я о второй встрече. И угадай, кто подошёл ко мне через несколько секунд?
— Ну, учитывая, с чего ты начал, — сказал Арсибальт, — я полагаю, что Варакс.
— Ага.
— И что он сказал?