Самманн сбился, и я ему подсказал:
— Вспомни, мы говорили про Смысленность. Мы с тобой думаем о чём-то.
.. или я должен сказать «фааниты»…
Самманн сбился, и я ему подсказал:
— Вспомни, мы говорили про Смысленность. Мы с тобой думаем о чём-то. Символы у нас в голове что-то означают. Вопрос в том, может ли синтаксический аппарат думать или просто обрабатывает цифры, лишённые смысла.
— Без всякого семантического наполнения, — сказал Самманн.
— Да. Так вот, Фаана была пе-эр синтаксической группы — сторонников Проца — в конценте светителя Мункостера вскоре после Реконструкции. Она утверждала, что никакой Смысленности нет — что это иллюзия, которую создаёт для себя каждый достаточно развитый синап. Эвенедрик, живший чуть раньше Фааны, вслед за Халикаарном считал, что мозг способен решать задачи, с которыми не справится синап. Что Смысленность и впрямь существует.
— Что в наших мыслях есть семантическое наполнение помимо нулей и единиц.
— Да. Это связано с убеждением, что наш разум способен воспринимать идеальные формы Гилеина теорического мира.
— Ну знаете, ребята! — не выдержал Юл. — Мы вроде на отдых встали!
— Вот так мы отдыхаем, — отозвался Самманн.
— Да, — подхватил я. — Если бы мы работали, то говорили о вещах сложных и занудных .
— Вас слушать скучнее, чем проповедников! — возмутился Юл.
Гнель сделал вид, будто не заметил выпада.
— Давай я объясню в доступных для тебя словах, братец, — сказал он. — Если инопланетяне — просто большая компьютерная программа, то Самманн сможет их отключить, изменив один бит. Программа даже не поймёт, что её портят.
— Только если у неё нет Смысленности, — поправил я. — Если она способна понять значение своих символов, то угадает, что Самманн хочет ей навредить.
— Наверняка в неё встроена всякая жуткая защита, — вставил Юл. — Бомбы и всё такое.
— Если у неё нет Смысленности, то она очень уязвима, и тогда да, — сказал Самманн. — Однако системы с настоящей Смысленностью обмануть труднее. Во всяком случае, так гласит миф.
— Ерунда, — ответил Юл и снова посмотрел на родственника. — Их просто надо обманывать по-другому.
— Видимо, небесный эмиссар врал не очень убедительно, — сказал Гнель. — А может, проповедовать не так легко, как ты думаешь.
Корд прочистила горло.
— Всё это страшно интересно, но какие у нас на сегодня планы?
Наступила долгая тишина. Корд воспользовалась ею, чтобы сказать:
— Мне здесь нравится, но чем дальше, тем больше не по себе. У кого-нибудь ещё есть такое странное чувство?
— Ты говоришь с мужчинами, — напомнил Юл. — Никто здесь не в состоянии оценить тонкости твоих чувств.
Она бросила в него песком.
— Я провёл небольшое исследование, — сказал Самманн, — что само по себе вызвало у меня странные чувства. Я не понимал, откуда в такой дыре такой хороший доступ в авосеть.
— А теперь понимаешь?
— Кажется, да.
— И что же ты узнал?
— Начиная с Древней матической эпохи весь остров находится в одних руках. Тогда это было мелкое княжество. Оно переходило от империи к империи. Когда императоров и князей упраздняли, оно попадало к частному лицу или коммерческой организации. Когда они возвращались, здесь снова появлялся князь, барон или кто-нибудь в таком роде. Но девятьсот лет назад Экбу приобрёл частный фонд — что-то вроде владения. И члены этого фонда как-то связаны с матическим миром.
— Потому что они спонсируют раскопки Орифены — то, что мы видели вчера?
— Спонсируют и как-то ещё, — сказал Самманн.
— За десять дней аперта такой сложный проект не организуешь, — заметил я. — Владение должно было готовить свой проект долгое время.
— Всё не так сложно, — возразила Корд. — Унарии проводят аперт каждый год. С ними договориться легко. Некоторые унарии переходят к десятилетникам. Те — к столетникам. Если фонд начал работу примерно в 2800-м, то к милленальному аперту 3000-го у них могли быть сторонники во всех матиках, кроме тысячелетнего.
Мне не понравился сценарий, который предложила Корд, но факты я оспорить не мог. Думаю, меня смущало следующее: мы, инаки, считаем, что одни думаем на века вперёд, а у Корд получалось, что мирское владение нас обскакало.
Возможно, Самманн испытывал сходные чувства.
— Всё могло быть так же, но с другой стороны, — сказал он.
— Что?! — воскликнул я. — Ты хочешь сказать, что кучка инаков создала мирское владение, чтобы купить остров? Бред!
Однако мы знали, что Самманн выиграл спор, поскольку он был спокоен и доволен, а я — зол и растерян. Главным образом из-за того, что гипотеза прекрасно согласовывалась со всем, что я в последние недели слышал о Преемстве.
Тем не менее все ждали моего ответа.
— Если всё так, как говорит Самманн, то они — кто бы они ни были — знают, что мы здесь. Думаю, надо действовать напрямик. Едем туда. Я просто постучу в ворота и скажу зачем пришёл.
Все разом вскочили, кроме Гнеля.
— Наверняка можно узнать что-то ещё о тех, кто купил остров. Многое ли в этом мире существует девять столетий?
— Многое, — отвечал Самманн. — Например, вашей скинии куда больше девятисот лет… — Он повернулся и внимательно поглядел на Гнеля. — К этому-то ты и клонишь? По-твоему, фонд — нечто вроде религиозной организации?