Верком Гумо, главный человек в ОСС, не скрывал досады.
— Что же получается, ромб-воин? Мы высылаем команду на боевом агралете с лучшим экипажем — и они исчезают без малейшего сигнала, без намека, как говорится. Как вы это объясняете?
— Наверное, предательство, верком. Измена. Кто-то предупредил о том, что машина прилетит, им устроили засаду — и все.
Гумо скептически поглядел на командующего десантниками ОСС.
— И все? Интересно, кого же это вы подобрали в команду, что какая-то хренова засада означает для них «все»? Они что — слепыми были? Безрукими?
Безмозглыми, наконец?
— Никак нет, верком.
В команду были отобраны — кроме специалистов по вашему указанию — лучшие солдаты. Опытные. Проверенные.
— Ну, так что же там с ними случилось?
Ромб-воин слегка пожал плечами:
— Выясняем. Доложу, как только возникнет какая-то информация.
— Выясняем! — фыркнул Гумо. — Как же это вы выясняете: на листьях арубы гадаете или на чем?
— С вашего разрешения — уже готовится новая команда. Согласно вашим указаниям, третья смена. Как вы и приказали раньше, им был дан отпуск — теперь срочно отзываем.
Гумо плотно сжал губы, глубоко подышал носом, успокаиваясь.
— Готовится? И долго собираетесь готовить?
— Понадобится, самое малое, еще три дня.
— Но чтобы все было без всяких осечек. И так придется оправдываться: почему нет смены вовремя, наш инспектор там — не подарок. Так что смотрите! А насчет погибших — постараюсь получить объяснения происшедшего по оперативным каналам. — Он на миг задумался. — И, пожалуй, чтобы все понять, полечу с ними сам! Да, да! И если пойму, что дело только в не правильном подборе людей — смотрите у меня! Времени нет, поэтому старт — через два часа, в шесть тридцать.
Выводите группу на посадку. Ни с кем другим об этой операции не разговаривать.
И о моем участии в вылете — ни полслова! Вам все ясно?
— Команду вести на посадку, молчать, ждать вашей команды.
— Странно: ничего не перепутали. Выполняйте.
Оставшись в одиночестве, верком Гумо оперся локтями о стол, подбородком — о сжатые кулаки. Надо было спокойно посидеть и для самого себя попытаться понять: что же там могло произойти?
То, что и люди, и машина, видимо, погибли, было, конечно, прискорбно, однако не фатально. Люди есть еще, и машины тоже.
Гораздо хуже выглядело другое. Он, Гумо, обещал (даже в мыслях он избегал называть того, кому это обещание было дано), что люди прибудут вовремя.
Это должно было сразу же благотворно сказаться на развитии событий. Конечно, с самого начала был сделан определенный просчет: никак нельзя было рассчитывать, что тамошний персонал, пусть его и подготавливали, сможет сам справиться с задачей. Не потому, чтобы их готовили плохо, нет, они были натасканы как полагается. Но потому, что таков уж их характер: занудную работу выполнять только тогда, когда ничего другого ну никак не остается, когда взяли за горло, приперли к стене и тому подобное. А если есть малейшая возможность отлынить — будут отлынивать. Ну что делать: не кабинетные люди, нет у них такого в крови.
Но ведь это можно было бы и раньше понять! Сообразить, что с самого начала следовало подобрать нужные вахты из своих людей и регулярно менять их. А мы что? Послали стартовую группу и рассчитывали, что дальше эти и сами справятся.
Надеялись, что Руго заставит всех ходить по струнке — но, похоже, над ним самим нужен контроль: прекрасный офицер, но со странностями. Да, ведь этот… компаньон сам предупреждал: не может ручаться за скрупулезное выполнение задания своими парнями. Как он говорил? «Прекрасные люди, понимаешь ли, лучшие на свете люди, клянусь Создателем, но от такой работы, прости меня, у нас и мухи дохнут, не только люди. Слушай, пусть ваши работают, мы это все учтем, когда станем подбивать бабки». И Арук его знает — почему было тогда не согласиться на это? Все пошло бы как по маслу. Нет, видишь ли, обида взяла: что же, выходит, мы не только отрезать и зажарить для них должны, но еще и разжевать, и в рот им положить? А вот пускай сами хоть немножко покряхтят! Не понял вовремя, что ни хрена они кряхтеть не станут, филоны поганые.
Слушай, пусть ваши работают, мы это все учтем, когда станем подбивать бабки». И Арук его знает — почему было тогда не согласиться на это? Все пошло бы как по маслу. Нет, видишь ли, обида взяла: что же, выходит, мы не только отрезать и зажарить для них должны, но еще и разжевать, и в рот им положить? А вот пускай сами хоть немножко покряхтят! Не понял вовремя, что ни хрена они кряхтеть не станут, филоны поганые. Вот как головы резать — тут они хоть в очередь выстроятся, а если надо сидеть и шевелить мозгами — тут их нет…
Да, самому себе можно признаться: поддался тогда эмоциям вместо того, чтобы спокойно проанализировать ситуацию. Правда (тут Гумо усмехнулся, вспоминая), и обстановка там была такая — не располагающая к анализу, скорее к слабо контролируемым душевным Движениям. Что делать — верком ОСС тоже ведь всего лишь человек!
«Ладно, — тут же одернул он сам себя. — Что было — было, но через несколько часов снова придется встретиться лицом к лицу с с тем же самым — и объяснять ему, что и как не получилось. И со своей стороны — ждать, что ответит он: как ни крути, но до их мест команда долетела, последнее сообщение от них последовало, когда заходили на посадку. А значит за то, что там случилось, пусть и отвечают они, а никак не мы. Поставить вопрос так: если не можете обеспечить порядка на своей территории — сами и расхлебывайте, и берите на себя всю ответственность. Мы, конечно, и вторую команду везем — но не на тех условиях уже, совсем не на тех, любезный мой…»