— Совершенно верно.
— Это первый этап распространения информации.
— Ну, остальные я знаю: второй этап — это поступление информации лично к тебе…
— Именно так. Информация поступает сперва к Главе Секретной Службы, к столь нелюбимому тобою Гумо, ко мне. У меня имеется подписанная Вершителем инструкция: кому какую информацию следует направлять — кроме меня самого, разумеется.
— Тебе, мне… кому еще?
— Смотря что. Ты получаешь не всю информацию, но лишь ту, которая имеет какое-то отношение к военным вопросам. Я — практически всю, потому что Секретная Служба занимается не только военными делами: экономика, экология, наука — это все области нашего внимания.
— Я мог бы обидеться, однако не стану.
— Итак, кто еще получает информацию не только от нас, но и по другим каналам — внутри отдельных ведомств? Ну, естественно, главы ведомств — но только ту ее часть, которая касается профиля каждого из них. Не более. То есть военную информацию, скажем, получаю я и — в какой-то степени — вооруженны и транспортники. Им ведь следует знать, на производстве чего именно надо сосредоточиться в ближайшее время и на каких направлениях ожидаются усиленные перевозки. А кроме них, еще, допустим, медики: если ожидается, скажем, усиление боевой активности, им следует быть готовыми к этому; и фармакологи: понадобится большее количество лекарств…
— Значит, хороший аналитик может и на основании такой информации сделать какие-то выводы?
— В определенных пределах. Не очень широких.
— Хорошо. Дальше?
— Дальше — кроме глав ведомств, информацию получают свободные члены Высокого Совещания, но только связанную с теми вопросами, которые предполагается обсуждать на ближайших заседаниях, на одном-двух.
— И, если я верно понимаю, каждый из них может стать центром утечки, поскольку у каждого есть жены, дети, прислуга, шоферы, телохранители и прочие более или менее приближенные люди.
— Ты забыл упомянуть любовниц. Из деликатности? Разведчик только усмехнулся:
— Я забыл в расчете, что ты сам назовешь их.
— Ты забыл упомянуть любовниц. Из деликатности? Разведчик только усмехнулся:
— Я забыл в расчете, что ты сам назовешь их.
— А кроме того, у каждого из этих вторичных центров информации имеется достаточно мощный аппарат.
— Получается, что счет пойдет на сотни человек?
— Сказывается твоя скупость. У меня их уже — несколько тысяч.
— Знаешь, если я когда-нибудь тебе и завидовал, то больше не стану, честное слово.
— Завидовать нечему, поверь. Но мы все-таки очертили этот круг с вероятностью на девяносто процентов, может, даже чуть больше.
— Наверное, спать не приходилось?
— Не сыпь соли на раны. Мы спим теперь только во сне, если угодно.
— Хорошо сказано. Ладно, круг подозреваемых вы очертили. А потом?
— Потом взялись за второй вопрос. Информацию мало получить — ее ведь нужно еще и передать, не так ли?
— Ну, это уж и вовсе… я бы сказал, неопределимо.
— Думаешь?
— Я полагаю, что для твоих людей не очень сложно обнаружить канал передачи, если бы он был прямым: обладатель информации — конечный адресат.
— Не так просто, как тебе представляется, но в принципе мы с этим справляемся. В подробностях излагать не стану — эти сведения тебе и не нужны вовсе.
Однако могу сказать почти уверенно: таких каналов нет.
— То есть ни курьеры, ни радио, ни кабельная связь?..
— Ни радио, ни кабельная связь, это верно. Потому что этот контроль — в наших руках, и никто не может прочирикать хоть слово на любой частоте, чтобы мы не обратили на это внимания.
— Даже если передача закодирована?
— Мы все-таки свиры, и техника — у нас, а не у кого-нибудь другого.
Все, чем могут пользоваться наши соседи, — это наш вчерашний день. А мы живем сегодня.
— Ну-ну. Допустим, я тебе поверил.
— А вот с курьерами — сложнее. Здесь ведь может и не быть прямого канала. Даже скорее всего именно прямых и не может быть: слишком явно. Человек здесь, в столице, сел на какое угодно средство передвижения и оказался вдруг в приграничном районе, где его сразу же засекли, поскольку там все всех знают и каждый на учете. Такой курьер, выйдя из своего транспорта, попадет не куда-нибудь, а сразу же в тамошний спецотдел. А уж там из него вытрясут все, что у него за душой, о чем он знает и не знает… Но такой канал может быть, так сказать, суставчатым, состоять из нескольких отдельных маршрутов, из которых каждый ведет необязательно в сторону границы, а, возможно, совсем в другую сторону. Рисуется такой зигзаг; причем передача информации может произойти в любой миг, а курьер, сбросив ее, продолжает маршрут как ни в чем не бывало, отвлекая на себя внимание, оттягивая наших людей… Это своего рода цепная реакция: в каждой точке остановки число возможных курьеров множится, хотя настоящим продолжает оставаться только один.
— Почему не несколько сразу?
— Потому что им приходится тоже заботиться о секретности: из людей, которых они используют в таких операциях, кто-то ведь может оказаться и нашим сотрудником, и как только информация попадет, кроме прочих, и в его руки… Как оно и бывало, кстати.
— Ага, значит — такие маршруты перехватывались?
— Не раз, но это было еще в мирное время, и речь там почти всегда шла не о секретной военной информации, а о контрабанде; в мирное время нам приходилось заниматься в основном такими делами.
— Ага, значит — такие маршруты перехватывались?