— О!
— А значит, в точке «В» мы окажемся первыми.
— Ты уверен, что они тоже выйдут в ту точку?
— Если нет, тогда им вообще незачем было идти. Во всяком случае, если у них какая-то другая цель, то пусть ищут ее до полного посинения: тогда они нас вообще не должны беспокоить. Наша задача — не допустить их в район… Дай-ка карту.
Старший рог-воин раскрыл планшет.
— Смотри. Вот район, в который они, по нашим предположениям, должны выйти. О?
— О!
— А вот нужная точка, из которой только и можно туда попасть. В природе ей соответствует перевал 17, по-местному Ур-Обор. Войти в район можно только этим единственным путем.
— Есть и другой: с воздуха.
— Десант? Ну, есть такая возможность. Но не забудь: воздух во всем этом районе контролируем мы. Это ведь по-прежнему считается областью действия Службы Границы, а чья она? Наша. Да и кроме того, эта-то группа ушла ножками, а не на крылышках.
— О…
— Значит, мимо этой точки им никак не пройти. Или же они не попадут в район. В этом случае, я уже сказал, их судьба нас не будет интересовать: вернутся они или нет — это уже их проблемы.
— Их и тех, кто их послал.
— Обязательно тебе надо хоть что-то сказать.
— Извини, командир. Виноват.
— Да ладно. Значит, так: ждем еще двадцать минут; если их нет — трогаемся и идем форсированным маршем.
— А эти там, на высотах — улкасские стрелки? Не помешают?
— С ними все будет в полном порядке… Через двадцать минут, как и было сказано, отряд снялся с места и двинулся дальше по уводившей все глубже и выше в горы тропе.
* * *
Онго невольно зажмурился: таким оглушительным шумом обернулось вдруг то, что еще недавно казалось совершенной тишиной. Что-то скрипело, кряхтело, резкие свисты проносились, раз-другой нечто ухнуло; нужно было время, чтобы привыкнуть, чтобы в этом концерте выделить звучание отдельных инструментов и назвать каждый из них. На это ушло, пожалуй, никак не меньше пяти минут. Так он и просидел — с закрытыми глазами, только поводя из стороны в сторону цилиндриком динафона; при этом одни звуки усиливались, другие — ослабевали.
Понемногу становилось ясным: вот это — ветерок раскачивает деревья, растущие там, где склон становился более пологим; кряхтение — еще выше немного оседает снег под лучами поднимающегося солнца; а свист — это уже проснулись птицы. Их было в горах немного, но они все же были. Ни один из этих звуков не таил в себе угрозы. Но не зря ведь дозорный Нито просигналил о соблюдении полной, мертвой тишины?
Онго еще довернул цилиндрик. И наконец услышал. Сначала ему подумалось, что это падают камни — не камнепад сходит, но валятся достаточно увесистые камешки, по одному, как капли из неплотно закрытого крана. Был в этом падении определенный ритм, но какой-то сложный — будто кранов было несколько. Больше дюжины, наверное. Да больше. И по времени падение капель из каждого из них не совпадало, хотя частота была почти одной и той же. И это шмяканье камней о плотный грунт сопровождалось, похоже, короткими, но сильными порывами ветра, каждый продолжался секунды две, потом была пауза, потом новое дуновение — уже в несколько иной тональности. Что-то было в этом знакомое. Очень…
Новый звук, единичный, неповторившийся, поставил все на свои места. Он мог быть вызван только одним: соприкосновением металла с металлом. И если камни могли падать, а ветры — дуть по каким-то природным причинам, то металлический лязг, пусть и на общем фоне не очень громкий и отчетливый, был вызван только людским снаряжением. А уж то, что последовало вслед за ним, развеяло бы любые сомнения, если бы они возникли:
— Тихо, там!..
Приглушенно, но совершенно различимо. И произнесено на чистом свирском языке, на городском, даже на столичном его диалекте.
Падавшие камни мгновенно перестали быть камнями, а обратились в шаги — тяжелые шаги людей, несущих к тому же на себе груз, видимо, достаточно тяжелый.
Не двух, не трех людей и даже не дюжины, как подумалось вначале. Людей было больше.
Людей было больше. Целый отряд. И двигался он по недалекой отсюда тропе, а не по бездорожью: тогда никакого ритма вообще не прослушивалось бы. Двигался, постепенно приближаясь: за те минуты, что Онго их слушал, звуки сделались громче, яснее.
Это было по меньшей мере странным. Весьма странным.
Говорят по-свирски — значит, не улкасы. Те даже в случае необходимости прибегают к языку врагов крайне неохотно. И часто намеренно коверкают его — чтобы показать свое презрение к его носителям. Значит, в горы углубляется свирский отряд. Военный, конечно, больше здесь быть некому и незачем. Зачем он здесь? Кто его послал? Почему им командует триг-воин Раго — офицер ОСС?
Именно увидев там, у туннеля, Раго, Онго решил изменить маршрут группы.
Это было сделано им тогда чисто интуитивно — хотя бы потому, что времени на обдумывание не было. Ну а если бы Раго не был тем, кто арестовал его после захвата туннеля? Как-никак, ОСС — свирская служба, следовательно, и группа Онго, и Раго решают одну и ту же задачу? Тогда — чего же бояться?
Мысли катились быстро. Отряд послан на помощь его группе для усиления?
Нет. Будь это так, его предупредили бы: ведь отряд не мог возникнуть вдруг из ничего, он наверняка был готов к выходу еще тогда, когда Онго со своей группой находился в своем расположении. Значит — не на помощь.