— Нельзя, — сказал он.
— Неужели уж никак? — Онго постаралась улыбнуться пококетливее. И, кажется, это ей удалось. Солдат усмехнулся в ответ:
— Ну… может, и можно, только не так сразу. Погляжу. А ты иди пока к остальным. Не маячь.
— Скажи хоть — что с нами будут делать?
— Все расскажу. Иди.
Онго оглянулась, по коридору шел кто-то из медицинского начальства, и солдат явно не хотел, чтобы его заметили разговаривающим с девушкой.
Пришлось отойти. Но хоть какая-то надежда появилась. А может, еще и другие лазейки можно отыскать?
Только тут ей вспомнилось вдруг то место в «Памятке», где говорилось (а раньше об этом было уже сказано в секретном документе), что девушка, соответствующая Проекту по возрасту и состоянию здоровья, может тем не менее избежать привлечения к этой акции, если она должна в самом скором времени выйти замуж и необходимые для этого предварительные официальные действия ею уже предприняты.
Одно действие, которое могло (хотя и необязательно) привести к браку, уже было совершено ею вчера. К сожалению, она понимала, что оно никак не могло считаться официальным.
Но ведь остальное еще можно уладить?
Например, если Сури сейчас же, немедленно пойдет в муниципалитет, в департамент семьи, и подаст соответствующее прошение. Если убедит тамошних чиновников сразу же назначить день обряда, и как можно скорее. Завтра, послезавтра…
Нужно было как можно быстрее позвонить Сури. Объяснить ему все. И попросить… Нет, даже потребовать… Ведь он же ее любит! Он не захочет потерять ее навсегда! А значит, побежит и все сделает.
Дело оставалось за малым: найти телефон.
Но и в этом ей повезло: у одной из соседок в коридоре оказалась трубка.
Дрожащими от нетерпения пальцами Онго набрала номер. Она просила Творца: ну, сделай так, чтобы там не было занято! Сделай так, чтобы я дозвонилась! Потому что ведь каждую минуту их могли забрать отсюда, и что будет дальше — совершенно неясно.
Но Творец помог: номер не был занят, и ей ответили. К сожалению, не сам Сури, а его мать.
— Позовите, пожалуйста, Сури…
Онго старалась, чтобы ее голос не трепетал. Но явственно услышала, как дрожал голос отвечавшей ей женщины:
— Сури… Его нет… Слышите — его нет!
Вот еще новости.
— Что значит?.. Как это — нет? Я звонила ему на работу, в Про-Институт, и там тоже сказали…
— Пришла повестка, и ему пришлось пойти… Они там, в институте, теперь все мобилизованы и переведены в казармы.
Как простые солдаты. Это же ужасно!
Наши мальчики — и вдруг…
— Мобилизовали? В казармы? Но зачем?
— Началась война, да вы что, не слышали? Об этом уже все говорят.
Призывают и резерв, и молодых — всех. Но он же совершенно негоден, он не умеет воевать…
Онго медленно нажала на кнопку отбоя.
Сури ей не поможет. Ему сейчас самому впору искать помощи. Но если ему это и удастся, ей, во всяком случае, он помочь уже не сможет.
А что, если…
Но она не успела даже сообразить — если что. Потому что за ними пришли.
Их никуда не повезли; просто развели тут же, в этом самом корпусе, по палатам.
В коридоре солдат, охранявший выход на этом этаже, внимательно посмотрел на Онго, когда она проходила мимо, улыбнулся и подмигнул. Она отвернулась. Не до улыбок было ей сейчас; непонятная неизвестность тревожила, не давала ни на одной мысли сосредоточиться. Какие уж тут солдаты…
В двухместной палате вторая койка была еще не занята, и Онго даже не знала, радоваться или печалиться тому, что эту ночь она проведет в одиночестве, — ни посоветоваться с кем-то, ни просто пожаловаться на судьбу. Боялась, что не сможет уснуть — то ли от волнения, то ли просто от злости. Однако неожиданно для себя самой вдруг канула в сон; похоже, волнения этого дня оказались чрезмерными, но не исключалось и то, что в вечерний сок ей подсыпали снотворного. Так или иначе, Онго уснула. А проснулась вовсе не потому, что выспалась.
Это был солдат — тот самый, что обещал ей что-нибудь придумать. Сейчас он был — насколько можно было разглядеть в слабом свете, падавшем из коридора через стеклянную дверь, — без оружия и даже в расстегнутой куртке: наверное, сменился на посту и теперь располагал временем. Он и разбудил Онго тем, что откинул тонкое больничное одеяльце и, присев на край койки, положил руку на ее бедро, теплое под длинной, больничной же рубахой.
— Ты что? — Спросонок она не сразу пришла в себя. — Ты… ты зачем?..
— Ты же меня просила, — ответил он громким шепотом. — Да не ори так — сестра услышит! Только сейчас она вспомнила.
— Ну, ты придумал? Выпустишь меня?
— Обещал — значит, сделаю.
Онго хотела вскочить, одеться для побега. Взяв за плечи, он удержал ее в постели:
— Куда разогналась — прыткая!
— Ты же сказал…
— А я что — даром обещал все сделать? Онго на мгновение растерялась:
— У меня мало совсем… Но я достану, принесу тебе, отдам!
— Деньги? Ну вот еще! Стал бы я…
— Не поняла…
Поняла на самом деле, но надеялась, что вывернется как-нибудь. Руки его, однако, показали, что ее слова его мало интересуют.
— Не смеши, — сказал солдат. — Времени мало. Подвинься-ка.
— Не хочу!
Он на миг приостановился:
— Дура! Ты хоть знаешь, что с вами со всеми будет? Сказать?
Ей просто необходимо было знать это.