«Рванина. Прямая дорожка на свалку. Ни один портняжка не возьмется чинить. Жаль, славная вещь была…»
Кусая губы, Рудольф Штернблад думал о странных вещах. Наконец энергично махнул рукой и, насвистывая «Бивак у Тайпери», отправился под крышу — читать письмо от сына. Он не знал, что скоро за ним явится посыльный и пригласит в дом Томаса Биннори для совершенно исключительного дела. И хорошо, что не знал. Такую редкость, как сыновнее письмо, надо изучать, не торопясь.
Очень уж увлекательно.
* * *
Перебранка закончилась.
Третий глаз кудряша блестел рыбьей слизью и к шуткам не располагал. Старшекурсник прищурился всеми глазами сразу. В волосах заплясали искры, челка встала дыбом. По спине Остерляйнена змейкой сползла струйка холодного пота. Переноска, которую он так и не удосужился снять с плеча, сделалась непомерно тяжелой. Ее вес придавил Хулио к полу, не позволяя бежать.
— Ай, мамочки! — взвизгнула Марыся.
Порча медлила. Возможно, сработала коридорная инверсия заклятий, о которой скандалисты забыли. Или университетские чуры завили винтом несанкционированную черную волшбу. Или нашлась иная причина…
— Прекратить! — велели от дверей ближайшего кабинета. Вполголоса, но так, что услышали все. — Я кому сказал?
Суровый и непреклонный, как аллегория Воздаяния, решившая заглянуть на огонек, у кабинета стоял Андреа Мускулюс. Минуту назад он сидел в преподавательской, изучая аттестационные листы. На пассажи Остерляйнена, долетавшие снаружи, малефик внимания не обратил. Разве что взял на заметку «грыжу с кочерыжкой» — у каждого есть знакомые, подходящие под это исключительно точное определение.
Но потуги кудряша он учуял еще до первого «морга».
«Безобразие! — подумал малефик. — Попытка сглаза в стенах учебного заведения заслуживает кары. И кто так бездарно глазит? Что за двоечник?!»
— Что вы себе позволяете, отрок?! Вам устав не писан?
— Писан, — угрюмо сообщил кудряш, и Мускулюс узнал его. Этот «бычок» трижды пересдавал ему зачет. — Он первый начал, профессор.
— Я не профессор. А вы — не лейб-малефактор. Немедленно зажмурьтесь!
— А что? Ему, значит, можно? А мне — нет?
Малефик шумно втянул носом воздух, ловя эфирные флюиды. На миг лицо его приняло отрешенное выражение. Он воздел очи горе, и вдруг просветлел.
— Ему можно! — казалось, Андреа сейчас расхохочется, будто мальчишка, хлопая себя ладонями по бедрам. — Клянусь подметками Вечного Странника! Можно ему! Нужно! Глядишь, успеваемость повысите, отрок…
Зрители с волнением зашушукались.
— Блокатор?!
— Кастигарий?
— Язык-без-костей?
Кудряш обиделся до глубины души.
— Ладно, профессор. То есть, конечно, не профессор. Видите, я запомнил. Не такой уж я тупица, каким вы хотите меня выставить. Из уважения к традициям я уступаю. Но мы еще встретимся! Будьте уверены…
Хулио приободрился, видя, что дело откладывается на неопределенный срок.
Он уже открыл рот, готовясь выдать достойный ответ, но его опередили.
— Вам надоело учиться?
Собравшиеся оцепенели. Возле окна, кутаясь вместо мантильи в теплую шаль, стояла Исидора Горгауз. Можно подумать, ранее Горгулья скрывалась под кисеей-невидимкой. Явление выглядело тем более странным, что все прекрасно знали: Исидора взяла отпуск.
— Н-нет…
— Что «нет»?
— Д-да… — от неожиданности кудряш стал заикаться. — Учиться х-хочу…
— Хотите? — изумилась Горгулья. — Правда?
— Ага… оч-чень сильно…
— Тогда, как верно заметил коллега Мускулюс, вам следует лучше изучить наш устав. Batailleenbestesbrutes между студентами запрещены.
— Что запрещено?
— Схватки на манер животных. Обычные, мензурные, любые. За одним исключением.
— Каким?
— Bataille аlamazza , — Исидора помолчала. Бледная, осунувшаяся, она выглядела не лучшим образом. Под глазами залегли синие тени. Но голос по-прежнему звучал боевой трубой, а взгляд обещал гром и молнию. — Дуэль в кустарнике. Если, конечно, она прошла регистрацию и одобрена ректоратом.
— В кустарнике? Отлично! Я его вызываю! Я вам не тварь дрожащая! Я оскорбленная сторона! Имею право на это… на сатисфакцию!
— Вам известны правила дуэли?
Опираясь на юношу-ассистента, на площадке между третьим и четвертым этажами стоял Кристобальд Скуна. Казалось, Вечный Странник приходится гипноту сыном. Или внуком. Темный взгляд придавил дуэлянта. Взял за грудки. Впечатал в стену. Размазал от угла до угла. Кудряш не сразу сообразил, что жив-здоров, торчит на прежнем месте и даже не слишком заколдован.
— Шестирукий!..
— Скуна! — дуновением прошло по зрителям.
— Я… в общих чертах… — студент пытался увильнуть от прямого ответа. Он ерзал, потел, вздрагивал, но две пары адских вишен — глаза гипнотов — оказались слишком ядовиты для нежного желудка забияки. Правда, только правда, и ничего, кроме правды, ясно читалось в них. — Нет, мастер. Неизвестны.
Остерляйнен правил не знал и подавно. Ему представился обиженный кудряш с двуручной саблей наперевес. Напротив — он, Хулио, с тупой шпажонкой. За какой конец держать, знает — и хватит, чтобы умереть. О жестокости схваток между школярами он был наслышан.
Щеголяя шрамами, те задирались по любому поводу.
— Для начала вам следует подать заявление в ректорат.