— Да, — кивнула гарпия.
— Этот безумный семестр останется позади. Вы будете вспоминать его?
— Да.
— Никаких чувств? Ни за кем не скучаю, ничем не терзаюсь? Гордость за свои подвиги, наконец? Ничего такого?
— Ничего, — гарпия потянулась и взяла его за руку. — Не огорчайтесь, Матиас. Это глупо. Так же глупо вам огорчаться, что у меня есть крылья, а мне — что у вас есть ноги. Подумайте о другом. Я вернусь и обрадуюсь. Радость будет в настоящем. Остальное — неважно.
Она впервые назвала его по имени.
— Вы верите мне, Матиас?
— У меня есть выбор? — невесело отшутился он.
Выбор был. В том-то и беда, что выбор — был. Следя за студентами, которые сочиняли примеры, Кручек размышлял о природе гарпий. О природе людей. О себе, стоящем на распутьи. Знание и вера, думал он. Эти две лошади разрывают меня на части, борясь друг с другом. Однажды я не выдержу, и они с диким ржанием понесутся в разные стороны, волоча по мостовой кровавые останки. Я — адепт знания. Преданный слуга Ее Величества Науки. Этой лошади достанется большая часть меня. Но и вера урвет свой клок.
Знание стоит на опыте. Вера зиждется на доверии.
Я — утратил опору.
Можно доверять любимой жене. Верить ей. А можно нанять приватного сыскаря, чтобы тайком проследил за женой. Сыскарь принесет целый ворох фактов, и скажет: «Да, сударь. Она вам верна.» Теперь ты знаешь: жена тебе не изменяет. У вас крепкая семья. Сыщик отработал гонорар.
Куда делось доверие?
Ушло, освободив дом для знания.
* * *
Встав, он прошелся по аудитории. Остановился у столика Хулио. В «творильне» Остерляйнена горел фитилек. Дым распространялся по иллюзиону, клубясь, обретая форму. Не мудрствуя лукаво, студент воспроизводил пример, ближайший к обнародованному доцентом на лекции. Вместо ночного горшка он взял метлу.
Сначала метла валялась на полу в комнате, прописанной легкими, беглыми штрихами. Одинокая, она вызывала сочувствие. «Ценность утилитарная, — отметили руны на жести. — Зафиксировано». Метла вздрогнула, черенок заблестел серебром. Прутья сверкнули золотом. Возник набалдашник — бриллиант размером с кулак.
«Ценность избыточная,» — согласился иллюзион.
Вернувшись к первоначальному облику, метла взлетела над полом. На ней, словно всадница — на норовистом скакуне, возникла девица, похожая на Марысю. Доцент встал так, чтобы реальная Марыся ничего не увидела. Он сомневался, что капитанской дочке понравится летать голышом, всем на загляденье — даже в качестве лабораторного примера.
«Ценность пиковая», — оценил иллюзион, имея в виду то ли метлу, то ли наездницу.
— Попробуйте еще раз, — дал совет Кручек. — Для закрепления. И скромнее, скромнее, молодой человек…
Он двинулся между столами, забыв о метле. Вчера тетушка Руфь поведала ему о визите мышки из «дамбы». Тонкие намеки, граничащие с угрозами; принуждение к доносам. Она долго собиралась с духом, пожилая скрипторша. Не могу доносить, сказала она. И не доносить не могу. Боюсь. Казалось бы, пустяк. Ваш абонемент — передай, и дело с концом. А чувствую себя змеей подколодной.
Что посоветуете?
Кручек поцеловал тетушку Руфь в щеку. Вы — моя единственная любовь, тетушка. Вы — чудо. Дайте им мой абонемент, и спите спокойно. Вот, смотрите, я создал для вас розу. Ну, не создал. Утащил из корзинки вредной девчонки по имени Герда. А в корзинку бросил монету. Все честно, берите. Спасибо вам, с вами тепло…
Он умолчал, что ночью ему снился Антонин Тератолог. Коронный друнгарий глядел с укоризной и грозил пальцем. А Кручек ничего не мог ему возразить. Я предлагаю вам осторожность, говорил палец. Разумную осторожность. Здравый смысл. Все, что можно потрогать, разъять на волокна, убедиться в безопасности — и вздохнуть спокойно.
Что предлагает вам гарпия, дорогой мой?
Целый космос, хотел ответить Кручек. Пускай я-нынешний не в силах его потрогать и разъять на волокна. Старик-садовник сажает яблоню для других. Возможно, когда-то я прикоснусь к творимому мной. Если пойму: под Овалом Небес, на Квадрате Опоры, живет множество очень разных людей, опровергающих наше с вами представление о людях.
Птичьи лапы, конские копыта, голова собаки. Фикция, маскарад. Но фикция подтверждается опытом. А психономы не подтверждаются ничем, кроме россказней подозрительной гарпии.
Вечный Странник! Что, если она лжёт?!
Я не в силах проверить это знанием. Я могу принять это на веру. Или не принять. Ну почему я? Я не умею верить. Мне нужны причины. Основания. Аргументы. От гипотезы к теории, от теории к практике. Если б еще гарпия не была так похожа на Агнешку…
— Не напрягайтесь. Мана должна изливаться без помех.
— Да, мастер. Я стараюсь.
Он не сразу сообразил, что разговаривает с Келеной. Гарпия наклонилась к иллюзиону, целиком отдавшись работе. Пассировку она провела с блеском. Инвокации — удовлетворительно. Фитиль горел, не давая копоти.
Фитиль горел, не давая копоти. Дым рассеялся, в «творильне» возник пейзаж: скала над обрывом, внизу — море.
На ветке можжевельника сидела гарпия.
Пейзаж напоминал зыбкую акварель. Все узнаваемо, есть свет и перспектива. Но скала, дерево, волны с барашками на гребнях скорее угадывались зрителем, восстановлены по намекам. Ограничена запасом маны, Келена сосредоточилась на гарпии. Маленькая женщина-птица соответствовала оригиналу до мелочей. Кроме лица — сколько Кручек не щурился, он не мог разобрать: похожа иллюзия…