Он сосредоточился. Неприятно тыкать пальцем в чужие недостатки. Особенно если ты говоришь начинающему флейтисту о его природной глухоте. К сожалению, обойти скользкий момент нельзя. Скажи, теретик — разве тебя это не мучило? Ты не задумывался, отчего гарпия за свою услугу короне выпросила странную награду: королевскую стипендию в Университете Магии?
Учитывая, что эта награда полезна ей, как корове — седло…
— При среднем уровне маны, — машинально он стал подниматься вверх, по проходу между скамьями, желая оказаться поближе к гарпии, — миксантропы категорически неспособны накапливать ману сверх нормы. Ни один из известных способов не дает результата. Израсходовав ману, данную от природы, миксантропы вновь накапливают ее естественным способом — до обычного уровня, не выше. Плюс-минус тысячные доли декасингеля. Винченцо Трембита делает предположение, что это связано со звериной частью тела миксантропа…
Он остановился, глядя на неподвижную гарпию.
* * *
Ее лицо… о, ее лицо!..
Странное опустошение настигло Кручека. Тема лекции, аудитория, три десятка человек вокруг — все исчезло. Остался лишь он, Матиас Кручек, вне званий, степеней и заслуг, и это прекрасное женское лицо.
Его словно ударили кулаком под дых. Гарпия была невероятно, невозможно похожа на Агнессу, жену Кручека, умершую после родов от грудной горячки. Пожалуй, никто, кроме самого Матиаса, не заметил бы сходства.
Пожалуй, никто, кроме самого Матиаса, не заметил бы сходства. Если взять все черты лица Агнессы, в сущности, миловидного, но не более, и довести до совершенства; если каждую черточку отдать на волю резца гениального скульптора, если превратить живого человека в идеал…
В последние годы, когда сын покинул родительский дом, Матиас Кручек перестал избегать женщин. На его счету было три-четыре интрижки с благополучным исходом — довольные друг другом, любовники расходились без последствий. Жениться во второй раз он не собирался. Это казалось предательством, в отличие от мимолетных увлечений. Нелепо, глупо, никакой логики, но сердцу не прикажешь.
Только вдовец, которому год за годом снится не жена, но ее похороны, мог увидеть лицо покойницы, отраженное в волшебном зеркале лица молоденькой гарпии. Сколько ей? — алые губы, белая кожа, ясный лоб. Ни морщинки, ни складочки… Восемнадцать? Двадцать?
Какая разница…
— Да, мастер, — с отменным спокойствием помогла ему гарпия, чувствуя, что доцент в замешательстве. Келена была уверена: причина паузы лежит в нежелании лектора обидеть ее словом или жестом. — Мы слушаем. Что касается меня, то я знаю о своей неспособности копить ману. И хочу уяснить методику ее накапливания. Не на практике, так в теории. Вас это удивляет?
— Н-нет, — Кручек с трудом вернул самообладание. — Знаете, меня нелегко удивить.
«Хотя вам это удалось,» — мысленно добавил он.
Caput VII
Мне судьба говорит: «Не лезь!»,
А я лезу.
И стоит судьба, словно лес
Из железа.
Томас Биннори
«Четыре лекции в первый день — это перебор,» — думала Марыся Альварес, пытаясь найти выход из лабиринтов Универмага. В голове царил полный кавардак. Наверное, поэтому «светлый путь» не срабатывал: они кружили по коридорам уже добрых полчаса.
Марыся заблудилась не одна. Она покидала университет в шумной компании — Клод, Яцек, усач Теодор… Вскоре к ним прибился зубоскал Хулио. Круг-другой, и он перестал изощряться в сомнительном остроумии. Теперь патлатый шипел сквозь зубы то ли ругательства, похожие на заклятия, то ли заклятия, похожие на ругательства.
Эффекта его инвокации не производили.
Старшекурсники, встречаясь по дороге, хмыкали с пониманием. Они даже указывали дорогу — без видимого результата. А просить о помощи новичкам не позволяла гордость. Что ж это — возьмите нас за ручку, отведите к мамочке…
— Не-е-е, так вы все ноги собьете, — проявил к ним сочувствие крепыш-лаборант, похожий на жука-скарабея, катящего в нору шарик навоза. Кургузый халат из черного сатина усиливал сходство. Шар тоже имел место: темно-лиловый, двух локтей в диаметре, он влажно пульсировал и время от времени хрюкал. — Вам что, про инверсию не рассказали? Шутники, дери их за уши… В коридорах только чары внутреннего пользования работают. Все остальное университетские чуры винтом закручивают. Сматывайте «путеводные нити», или что у вас там. Выход ищете?
— Ага…
— Вот лестница. По ней вверх, на следующий этаж. По коридору налево, еще раз налево — и по другой лестнице вниз до упора.
Кивнув в ответ на благодарности, лаборант покатил хрюкающий шар дальше.
Зачем нужно подыматься на этаж выше, чтобы спуститься к выходу, студенты не поняли. Но полученной инструкции, боясь промахнуться, следовали в точности.
Но полученной инструкции, боясь промахнуться, следовали в точности. Указанный коридор освещался безмасляными плошками. Поворот. В глаза бьет яркий свет, вынуждая зажмуриться. Узкие окна вдоль стены; за стеклами — солнце.
Обещанная лестница. Вниз, вниз, вниз… Спуск занял целую вечность. В корпусе пять этажей? А впечатление такое, что позади остался добрый десяток. Может, они уже давно под землей?
— Есть! Вышли! — с радостью воскликнул Клод, спускавшийся первым. — Не соврал навозник…