Генри Лайон Гарпия

Я был прав. Я знал, что прав. И верил, что прав. Ты причинил нам много зла. Это так. Я стоял на знании и вере, как на двух ногах. Теперь у меня одну ногу подсекли. Я знаю, что был прав, не желая иметь с тобой ничего общего. Факты говорят в мою пользу. Но я больше не верю в свою правоту.

Извини за сумбур. Я — врач, а не литератор. Мне было бы проще лечить тебя от горячки, чем объясняться на бумаге.

Мне было бы проще лечить тебя от горячки, чем объясняться на бумаге.

Бертран прислал мне письмо. Он едет в Реттию, сопровождая учителя. Ничего особенного. Но мальчик уверяет, что восстановит честь семьи. Что я буду им гордиться. Просит сходить на могилу бабушки Полины и шепнуть покойнице: спи спокойно, внук знает, что делать.

Я уверен, это как-то связано с тобой, отец.

В детстве мама рассказывала мне сказки. Она знала много сказок, моя мать и твоя жена. Там часто повторялся один сюжет. Гив Санган, богатырь-хург, встречает своего сына инкогнито — и убивает его. Али ибн-Хашим, богатырь из Бадандена, встречает свою дочь, могучую воительницу (инкогнито, кто б мог подумать?!) — и убивает ее. Позже убийцы, как правило, очень горюют и ищут чудодейственный бальзам, воскрешающий мертвецов.

Я не хочу, отец, чтобы ты искал бальзам. Такого бальзама нет. Даже я не составлю чудо-средство. Будь осторожен. Если все завершится удачно — выкрои свободную недельку, и приезжай на могилу мамы. Встретимся там: я, ты и Бертран.

Твой сын Вильгельм.»

— Дурачок, — ласково шепнул капитан, смеясь над внуком, обратившимся в соляной столб. — Надо бы тебя выпороть. Но это письмо… У него нет цены. Что ж, придется простить обормота.

Медленно, с осторожностью, свойственной глубокой старости, Кристобальд Скуна поднялся из кресла. Глаза гипнота опять затянула плесень из серебра. Он устал, но держался молодцом.

— Простить? А меня ты спросил, Рудольф?

— Спрашиваю, — не растерялся капитан. — Простишь, а?

— Нет. Мне нечего ему прощать. Работа мальчика достойна похвалы. Я не зря возлагал на него большие надежды. А ваши семейные делишки меня не интересуют. Сами разберетесь. По-родственному. Вам говорили, что вы очень похожи? Кровь, она не врет. Как я сразу не сообразил?

— Разберемся, не волнуйся.

Никто не заметил, каким образом Рудольф Штернблад оказался рядом с Бертраном Штернбладом, и отвесил внуку дивный, звонкий, родственный подзатыльник.

Внук лишь головой мотнул.

— Ты хоть им не рассказывай, — попросил он. — Пострадавшим. Я сам расскажу. Позже.

— Не о том просишь, — ответил капитан, обнимая юношу за плечи. — Главное, чтобы я не доложил о твоих подвигах в Бдительный Приказ. Вот кто обрадовался бы…

Caput XX

Ни оваций, ни позы, ни прозы, ни ритма,

Ни конца, ни начала…

Есть всего лишь у горла опасная бритва

И крупица печали.

Томас Биннори

— Сегодня мы рассмотрим азы трингулярной империстики, основы типологии магических воздействий. Что есть трингулярная империстика?

Кручек прошелся по кафедральному возвышению. Эхо его шагов взлетело под гулкие своды аудитории и затихло от смущения. Кроме эха, тишину нарушало разве что дыхание первокурсников. Отметив сей отрадный факт, доцент продолжил:

— Это единство объекта, метода воздействия на объект и цели воздействия.

Дружно заскрипели перья.

— Трингулярность подразумевает наличие у объекта трех императивных аспектов его ценности. Это ценность утилитарная, пиковая и избыточная. Воздействия на аспекты порождают бесконечное множество трансформаций. Рассмотрим конкретный пример: ночной горшок.

В аудитории захихикали.

Кручек ждал смеха. Он любил пример с горшком, возвращавший слушателей из Вышних Эмпиреев на прозаическую твердь. Теория усваивается лучше, если ткнуть носом в злобу дня.

— Утилитарная ценность ночного горшка очевидна. Он нужен для избавления от отходов жизнедеятельности. Не важно, изготовлен горшок из глины, олова или латуни, есть на нем орнамент или нет, сделан он в Бадандене или Анхуэсе, и сколько за него просит торговец. Главное, чтобы он выполнял основную функцию. Таким образом, утилитарная ценность горшка универсальна.

Смешки умолкли.

— Но если это горшок работы Джузеппе Полинари… Предположим, он изготовлен пять столетий назад и украшен орнаментальным бордюром. Внешние барельефы изображают сцены рождения мира. На крышке — личное клеймо мастера. Тогда, дамы и господа, пиковая ценность горшка для коллекционера, собирающего наследие Полинари, вырастает до заоблачных высот. Шесть-семь тысяч бинаров, уверяю вас.

По аудитории пронесся вздох потрясения.

— Но другой коллекционер, не интересующийся Полинари, даст за горшок всего две тысячи. А для кожевника из Ятрицы цена шедевра — пять монов в базарный день. Таким образом, мы приходим к субъективности пиковой ценности объекта. Она зависит от ряда обстоятельств. Время, место, экономическая ситуация… При жизни Полинари, умершего в нищете, пиковая ценность горшка была едва ли выше утилитарной. И наконец, избыточная ценность. Изготовлен из золота, украшен рубинами по ободку — такой горшок будет стоить вровень с изделием Полинари. Тут определяющей является система материальных ценностей общества.

Кручек взял паузу.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123