Ангус взял с полочки мелок.
— Допустим, я хочу написать что-то на доске, не прикасаясь к мелку. Сперва я должен представить себе конечное слово. Затем — траекторию движения мелка, не забывая про контакт с поверхностью и необходимый нажим. В противном случае мелок не оставит следа на доске, либо раскрошится, если я приложу излишнее усилие. Далее подбираем вспомогательные вольты…
Патлатый Хулио не замедлил предположить, какое именно слово изобразит на доске Фрадулент. С азартом он принялся делиться своими догадками направо и налево. Лектор неодобрительно мазнул взглядом по аудитории, но прерывать демонстрацию не стал.
А гарпия ощутила себя центром «слепого пятна». Преподаватель смотрел на кого угодно, кроме нее. Складывалось впечатление, что она вообще отсутствует. Наверное, это связано с профессором Горгауз, предположила Келена. История с бурей получила огласку. И преподаватели, не слишком разбираясь, кто прав, кто виноват, встали на сторону своей .
Она удивилась, почувствовав, что ее это задевает. Город влияет. Здесь слишком много якорей. Ничего, скоро это станет прошлым, утратив ореол чувств.
Вернув мелок на место, Фрадулент отошел к окну и сделал властный жест. Белым жуком мел взлетел, направляясь к доске. Зашуршал, выводя букву за буквой. На пол, мукой из прохудившегося мешка, осыпалась тончайшая белая пыль.
Взгляд Келены прикипел к доске. Все внимание сосредоточилось на крупицах мела. Вот так же, тонкой струйкой пылинок, уходят ее сородичи из мира жизни творящей. Один за другим переселяются в творимые людьми психономы. Рано или поздно мелок иссякнет, поставив последнюю точку на аспидной доске бытия.
Возможно ли что-то изменить?
У нее есть идеальный образ — цель, которой она хочет достичь. Воля? — есть воля к жизни. Инструменты? Методика Высокой Науки? Будут. Энергия, необходимая для трансформации? Не мана, но нечто схожее? С этим все в порядке. Главное, научиться ее копить и использовать.
Дело за малым. Надо совершить чудо.
— Посмотрите на формулу…
На доске красовалось:
q * (1 — L* (L — 10) / ap)
I = ѕѕѕѕѕѕѕѕѕѕѕ;
S (1 — l)
— Здесь I — это субъективный КоЦИМ, показывающий степень целевого использования маны вне зависимости от внешних факторов, — разъяснил Фрадулент. — q — количество маны, реально повлиявшее на достижение результата; S — общее количество затраченной маны; l — коэффициент рассеяния среды… Молодой человек! Да-да, я к вам обращаюсь. Вам в этой формуле что-то кажется смешным?
У гарпии создалось странное впечатление. Пожалуй, лектору хотелось бы, чтоб на месте Хулио оказалась она, Келена Строфада. Но Ангус Фрадулент был честным человеком. А гарпия повода для взбучки не дала.
— Ничего смешного, мастер, — вскочил, паясничая, Остерляйнен. — За исключением усов нашего друга Теодора. Но формула — на доске, а усы — на лице. Вас это не смущает?
Усач Теодор лениво погрозил болтуну кулаком.
Caput XV
За пядью пядь, за пястью пясть,
Всю жизнь прожил, не торопясь,
И вдаль по утренней росе
Не тороплюсь уйти совсем.
Томас Биннори
Теодор Равлик все делал обстоятельно.
Он и рождался, не торопясь. Мать искричалась, сорвав голос, отец выпил в доме всю терновку и ушел одалживаться к соседям, повивальная бабка изошла потом, а ребенок сомневался:
«Выйти на белый свет или вернуться с полдороги?»
По здравому размышлению решил выйти — и не прогадал. Принимали его по-царски, хотя родился маленький Тео не во дворце, а в скалистом захолустьи Верхнего Йо. Село гуляло неделю. На дворе царила зима, перевалы сковало льдом и снегом. Значит, пей вволю и жди весны.
— За здоровье новорожденного!
Нос коршуна, глаза жабы, усы чащей — так говорили про обитателей Йо. И добавляли: нрав — зверский. Оставим это на совести злопыхателей.
И добавляли: нрав — зверский. Оставим это на совести злопыхателей. Они и горца-то сроду не видели. А если видели, то в театре господина Дюпоклена, где горца представляют в черном, как смоль, парике, и с кинжалом в зубах. Ну их. Лучше расскажем чистую правду.
С историями так бывает. Врут-врут, аж завираются, и вдруг — правда. Все прямо заходятся: ишь ты! правда! Потом глянешь по уму: правда — натуральная брехня. Зато брехня, которую грузили бочками — ишь ты! какая ж она — брехня?
Бес их знает, эти истории.
Обликом Теодор уродился в отца. Нос — да, знатный носище, только не коршуна, а природного орла. Глаза — ну, влажные, ну, навыкате. Так они и у честного волкодава навыкате, не у одной жабы. Усы выросли рано. Знатные усы, рыжие, как лисья шкура.
И нрав — замечательный.
Мальчик хорошо ел. Мальчик хорошо спал. Без штанов играл у дома со сверстниками. В штанах ходил за гусями. Мать дала рубаху — начал ставить силки на зайцев. Иначе заяц увидит без рубахи, засмеет. Когда отец подарил ему первую куртку и пояс, отправился на выпасы с отарой, в компании старших пастухов.
Село было из замирившихся. В набеги хаживали исподтишка, чаще — по договоренности с будущими пострадавшими. Мы, значит, набежали, два сарая сожгли, Тюльку-шалаву гуртом снасильничали. Вы нам дали мешок золота. Так казне, или сеньору в челобитной смело заявляйте: мешок, не меньше. Готовили оброк за сто лет, да треклятые горцы, ужас-ужас, отобрали. По миру пустили, детишки пухнут, кору с лебедой жрут.