— Да. Знаю. Но не верю.
— Я о другом. Вас это ужасает? Мешает спокойно спать?
— Нет, но… Мы не знаем своего срока!
— И мы не знаем. Верней, не ждем. У жизни после первого перелома есть свои преимущества. Внешность — ерунда. Главное — вовремя завести детей. Иначе можно не успеть. Мои сыновья уже взрослые, мне беспокоиться не о чем.
— Скажите это нашим молодящимся красоткам! Вечные «девочки-припевочки», — усмехнулся доцент. — Преимущества, говорите? Да, пожалуй. Я читал, что ваши… э-э-э… старики сильнее молодежи. Сильнее, выносливее…
— Чистая правда. И не только телесно.
— Мне это кажется невероятным! Тело с возрастом в любом случае изнашивается. Тем более, столь резкий скачок… — в Кручеке проснулся ученый. Глаза зажглись азартом, как у гончей, взявшей след. — Тогда отчего же, простите, вы умираете? Если старики крепче молодых? Погодите, не отвечайте… Вы говорили о первом переломе? Значит, есть и второй?
— Есть.
Рядом образовался кельнер.
Рядом образовался кельнер. С поклоном поставил на стол апельсиновую воду и пиво. Лучи солнца, клонящегося к закату, пронизали бокал и стеклянную кружку. Напитки превратились в волшебную квинтэссенцию осени. Светлый янтарь, темный янтарь. Прожилки, искры, золотые нити. Пузырьки пены — однажды выпадет первый снег.
— После второго перелома к нам возвращается красота молодости. Но мы утрачиваем способность к полету. За все надо платить. Прекрасная дряхлость — без сил, на земле. Смотреть на небо, как раб на господина — снизу вверх… Хорошо, что мы не боимся будущего. Кто другой терзался бы предчувствием десятки лет подряд. К счастью, это длится недолго. Год, от силы — два.
— А потом?
— Потом мы улетаем.
— Навсегда?
— Отсюда — навсегда.
Кручеку подумалось, что слова гарпии на удивление созвучны времени года. Листья кленов и тополей, кружась, опадают на мостовую. Невесомые паутинки летят в голубизне неба. Пойдет дождь. Его капли повиснут между небом и землей — иллюзия, которой суждено стать лужами и грязью. Отсюда — навсегда. Из городка N — в вечность.
Удивительная дорога.
— Келена, давайте начистоту. Я мог бы придумать дюжину убедительных причин, почему вы решили изучать Высокую Науку. Спроси меня кто-нибудь из коллег, я бы отлично знал, что ответить. Есть области Высокой Науки, где избыток маны вредит делу. Одним нужна сила, другим — ювелирная точность. Семанты, гаруспики, сивиллы… Травы и зелья. Алхимические трансмутации. Микро-императивные воздействия на элементали — новейшее, весьма перспективное направление! Но ведь вы пришли в университет не за этим. Верно?
— Да.
Гарпия взглянула на собеседника поверх бокала.
— Нас осталось слишком мало. Войны не прошли даром. А у вас есть наработанные методики. Мы не уверены, что они помогут. Но подъем осилит летящий.
От Кручека не укрылось ключевое «мы». Выходит, гарпия не сама решила поступать в Универмаг? Ее сюда направили? Едва популяция сократилась…
На языке вертелись десятки вопросов.
— Ваш бифштекс, сударыня. Ваша рыба, мастер.
— Свежая? — задал Кручек первый вопрос.
— Только что из моря! Приятного аппетита!
— Спасибо.
Он принялся за еду, исподтишка наблюдая за гарпией. С такими когтями, как у нее, нужда в столовых приборах отпадала. Рубленый бифштекс? — ха! Гарпия в считанные мгновения располосовала бы и жесткую, как подошва, солонину. А потом, изящно насаживая по ломтику на острый, ухоженный, покрытый гиацинтовым лаком коготок…
Вопреки очевидным преимуществам, Келена предпочла нож и двузубую вилку. Время от времени она жмурилась и что-то мурлыкала. Повар явно угодил клиентке.
«А ты, друг Матиас? Имей ты подобное украшение — стал бы пачкать его жиром и соусом? Обладая пальцами, ты ведь не хватаешь рыбу руками? Обладая губами, не высасываешь подливу с края тарелки? Впрочем, дома, без свидетелей…»
Он в очередной раз зарделся и сделал вид, что подавился косточкой.
— Похлопать вас по спине?
— Спасибо, не надо. Извините, если я коснусь больной темы… Мстительность — общая черта вашей расы?
— Мстительность?!
Он ждал чего угодно.
Обиды. Возмущения. Пощечины, наконец. Но такого искреннего изумления, какое возникло на лице гарпии, Кручек не видел нигде и никогда.
— Гарпии-мстители? Вы — большой оригинал, мастер! Менее удачных кандидатов на эту роль не сыскать. Гарпия лелеет черные планы? Живет предвкушением расправы с врагом? Снедаемая гневом и яростью? Памятью о близких, взывающих из могилы? Поэт Биннори — птенец в сравнении с вами. Пиши вы баллады, и Биннори стал бы подметать улицы, — гарпия приятно улыбнулась. — Мы неспособны к мести. Для мести нужны мощные якоря — в прошлом и будущем. Еще лучше — якоря, зараженные паразитами. У нас их нет, понимаете? Как у вас нет крыльев…
— Значит, нет, сударыня? — сбит с толку якорями, он не собирался сдаваться. — А Плотийские войны? Мы подписали мирный договор, но люди-ветераны умирали еще двадцать лет подряд! Диагноз: «похищение души» — хотя ни в одном случае это не было доказано…
Келена нахмурилась, оправдывая собственное имя.
— Я прошу у вас прощения, мастер. Мне следовало догадаться, о чем вы. Я могла бы пожать плечами, обвинить вас в инсинуациях — доказательств и впрямь нет… Но я отвечу честно. Да, это мы, гарпии. Но «мы» — не в том смысле, какой близок вам. Это наши прежние . У них своеобразное представление о «сейчас».