Они отвезли гостя в гостиницу «Россия». Покидая машину, он отвесил водителю неожиданный комплимент:
— Спасибо, молодой человек. Довезли, прямо как невесту на руках донесли. Давно такого удовольствия не получал…
От гостиницы до знакомых ворот фирмы было две минуты езды, но за это время Инесса успела принять решение.
— Без десяти четыре у парадной двери, — велела она Жене Крылову тоном, не терпящим возражений. — И до тех пор чтобы нашёл галстук и приличный костюм.
— Но я ведь… — Женя оглянулся на свой грузовичок, пригорюнившийся в дальнем углу.
— Забудь, как страшный сон, — усмехнулась Инесса. — Теперь возишь меня.
Душевное удовольствие
Дачный поселок с милым названием Лисий Нос потерял свою притягательность после постройки дамбы, вызывающей у петербуржцев нетривиальные чувства. Цветущая летом вода, в которую даже официально не рекомендуется окунаться… да и город расширился настолько, что наступает на пятки: грязь, копоть, выхлопные газы, всякая дрянь в почве… Строители престижных коттеджей тянутся подальше — за Сестрорецк. А куда деваться тем, кому нечего терять, кроме ветшающих дач?..
Однако и в Лисьем Носу растут кое-где кирпичные дворцы, окружённые заборами на зависть иным секретным объектам. Рядом с ними дом Ивана Борисовича Резникова даже и в подновлённом виде более чем скромен. Деревянный, одноэтажный… Ворота, правда, с дистанционным управлением изнутри, и на крыльцо ведут не ступеньки, а пологий бетонированный пандус. Но спросите кого угодно из местных, и вам объяснят: здесь живёт инвалид. У него кресло с колесиками. На котором, впрочем, он такое выделывает…
Иван Борисович живёт в Лисьем Носу и лето и зиму, и в сумерках сквозь окно можно видеть, как светится компьютерный экран. Одни поговаривают, будто Резников стал главой общества борьбы за права инвалидов и аппаратура у него казённая, другие утверждают, что Иван Борисович всё заработал сам, — просто некая фирма по достоинству оценила талантливого инженера, ну и что, что без ног. Третьи слышали краем уха, будто он получил грант то ли от Сороса, то ли ещё от какого-то западного доброхота. А четвёртые — и их, естественно, большинство — твердо уверены: если жидо-масон сумел замаскироваться под исконно русским именем Иван, то везде пролезет не только без мыла, но даже без ног…
Посетителей у Ивана Борисовича немного.
Когда-то он был женат, но жена давно забыла дорогу на свою бывшую дачу. Зато иногда у неброского деревянного домика останаливаются столь же неброские, но очень добротные иномарки. На них приезжают и уезжают солидные люди, причём часто — с охранниками. Наведываются, впрочем, и другие, с виду — обычные скромные трудяги, добирающиеся на электричке. Кто знает, может, это старые товарищи по НИИ?..
В тот вечер, услышав звонок, Иван Борисович привычным движением развернул коляску и подъехал к двери. Перед домом стоял знакомый «Паджеро», а через опущенное стекло улыбался давнишний друг хозяина дачи.
Иван обрадованно включил селектор:
— Петр Фёдорович! Какими судьбами?
— Bonjour, mon crier, [15] — раздался знакомый голос. — Извини, что под вечер да как снег на голову…
— Пётр Фёдорович, какой разговор! Заезжайте скорей.
Иван нажал кнопку, и створка ворот плавно отъехала в сторону. Джип, довольно урча, вкатился во двор, где и затих. Створка вернулась на место, а посетитель молодцевато выпрыгнул из машины и зашагал к дому по аккуратно выложенной дорожке:
— Ну, Ваня, счастлив видеть тебя в добром здравии… По годам разница между друзьями была лет в тридцать, если не больше.
— Стараемся, Пётр Фёдорович, — ответил Иван. — Видели последнее достижение? Турник! По моим чертежам соорудили. Спортивную форму держать…
— Молодец, Ваня, — Пётр Фёдорович был явно доволен. — А то ты у нас последнее время вовсе к клавиатуре прирос, я уж беспокоиться начал…
— Отужинаем? — спросил Иван и покатил в кухню. Скоро там негромко запел кухонный комбайн, затем пискнула микроволновка. И наконец Иван появился с блюдом, на котором дымилась обширная пицца.
— Не магазинная! — похвастался он. — Сам готовлю из лаваша. Вот — с грибами, зелёным луком, спаржей и оливками, как вы любите. Сейчас ещё соус…
— М-м-м… — Пётр Фёдорович втянул носом аппетитный запах. — Да, Ваня, талантливый человек, он во всём талантлив, c’est vrais… [16] А как насчет «Бурбона»? По рюмочке?..
— Так вы же знаете, Пётр Фёдорович…
— Я сказал — по рюмочке. Чисто терапевтически.
— Ну, если чисто терапевтически…
За окном постепенно смеркалось.
Волшебные это часы — тихий летний вечер в загородном доме: сквозь открытое окно веет холодком, шепчутся берёзы и липы, где-то по тёмным кустам уже перекликаются неведомые горожанину птицы, а высоко в небе, откуда ещё виден закат, разносятся голоса чаек, летящих в сторону моря… А внутри дома — мягкий свет торшера, аппетитный запах домашней пиццы, тонкое благоухание французского коньяка, разлитого в изящные хрустальные бокалы…
— Я отчасти по делу, — наконец сказал посетитель. Иван поставил фужер:
— Насчёт Скунса, наверное, беспокоитесь?..
— О нём, родимом, — вздохнул Пётр Фёдорович Сорокин. — Ведь так и не проявлялся?