В копеечном споре
Готовые лить вашу кровь.
Как вас удержать,
Заводных, неуступчивых, чистых,
Какие слова отыскать,
Да и будет ли толк?
Как вас, храбрецы,
Оградить от ничтожной корысти,
Себя выдающей
За высший и праведный долг?.. [14]
Если бы Снегирёв захотел, он такого порассказал бы про Эльхана оглы — на несколько высших мер. То есть симпатии его были полностью на стороне человека, не пойманного в пустой квартире десятиэтажного дома. Наверное, поэтому и песня ему не понравилась. Нашли называется, достойный объект… И вообще… тоже выдумали, храбрецов от кого-то там защищать. Храбрецы, они на то и подписывались… а иначе надо было дома сидеть… и не изображать, что крутые…
Опять же название у группы было ещё то — «Сплошь в синяках». Снегирёв мельком заметил его на экране. Благой оформлял свои передачи в западном стиле, по принципу «никто не забыт и ничто не забыто», вот только строчки с фамилиями звукооператоров, водителей и гримёров неслись снизу вверх со скоростью курьерского поезда.
Снегирёв мельком заметил его на экране. Благой оформлял свои передачи в западном стиле, по принципу «никто не забыт и ничто не забыто», вот только строчки с фамилиями звукооператоров, водителей и гримёров неслись снизу вверх со скоростью курьерского поезда.
— Ужасно Благого не люблю, но песня хорошая, — сказала Нина Степановна. — Так вам, Алёша, чаю или кофе налить?..
Брат Коля и его сосед
Наташа отрезала нержавеющим ножичком ещё кусочек банана и отправила его брату в рот:
— Ты вот знаешь, почему все любят бананы? Мама недавно в газете вычитала. Там в них углеводы, да ещё в каких-то таких сочетаниях, что прямо изо рта сразу р-раз — и в мозги. Давай жуй, я тебе ещё принесу!
Коля прожевал и неприветливо буркнул:
— Лучше матери новые босоножки купи… Его голову охватывал специальный зажим, сообщавший переломанному позвоночнику должное растяжение. Неподвижные ноги укрывала сероватая казённая простыня. Он там вообще ничего пока не чувствовал, не говоря уж ни про какие движения. Поверх простыни лежали вялые руки. Врач однажды обмолвился, что им полагалось бы начинать отзываться, но этого по какой-то загадочной причине не происходило. У врача было много других больных, он куда-то убегал, а может, просто не принимал всерьёз «девочку-школьницу». Так или иначе, но все полторы минуты он смотрел мимо Наташи, и обстоятельного разговора не получилось. Она пробовала читать книжки, особо выделяя случаи удивительных исцелений, и в конце концов, полностью запутавшись в медицинской премудрости, поняла только одно: спинной мозг — штука сложная и далеко не всегда предсказуемая. Бывает, что и при полном разрыве люди фантастически восстанавливаются. Но бывает, что и разрыва вроде нет, а… Статистика.
— …И босоножки купим, и на бананы останется… — давя отчаянные мысли, жизнерадостно щебетала Наташа. — Я теперь знаешь какая богатая! Ты лучше скажи, что тебе ещё принести? Ну вот хочешь, ананас притащу?..
Она сразу поняла по его лицу, что слова о новоприобретённом богатстве вырвались зря. Коля вроде бы и понимал, что особого выбора жизнь ей не оставила. Однако известие о документах, забранных из Университета, воспринял так, словно его сестра корысти ради отправилась на панель.
— Ехала б лучше домой! — сказал Коля сквозь зубы, в упор не видя поднесённый к его губам очередной кусочек банана. — Мне твоего времени жалко! Тоже моду взяла, каждый день сюда ко мне бегать! Ты во сколько вообще домой возвращаешься? Обрадовалась, что учебники не надо читать?..
Наташа собрала банановую кожуру и поднялась со стула:
— Я сейчас… шкурки выкину…
Она бросила их в мусорный бачок в туалете, расположенном перед выходом из палаты, но внутрь возвращаться не стала. Колина палата находилась как раз в тупике длинного коридора, и там, возле запылённого неоткрываемого окна, стояла клеёнчатая скамеечка. Наташа буквально рухнула на эту скамеечку, уткнулась лицом в обтянутые джинсиками колени — и хлынули беспросветные слезы. Дело пахло истерикой, и Наташа закусила зубами палец, чтобы не разрыдаться на весь коридор. Объясняй потом, что рыдаешь из-за слов, только что сказанных братом, а не из-за того, что он угодил в больницу и доставил тебе, понимаешь, жизненный дискомфорт (хотя, если трезво, и это тоже, куда уж тут денешься)… Наташа с отчаянием думала, что сейчас придётся идти обратно в палату — забирать сумочку и пакет, — и Коля, конечно, сразу разглядит опухшие глаза и красный заложенный нос, и опять же расстроится, поняв — обидел, ревела.
Наташа стала соображать, где бы навести подобающий вид. Ближайшее (и единственное известное ей) зеркало, над раковиной в углу Колиной палаты, было недосягаемо. Она стала вспоминать, попадались ли ей на этаже удобства для посетителей. Не вспомнила и решила дождаться, пока зарёванная рожа обсохнет сама. Или брат, устав дожидаться её, заснёт. Благо он от неподвижности и бесчувственного состояния засыпал то и дело…
Носовой платок вместе с сумочкой и иными предметами первой необходимости остался в палате. Наташа кое-как промокнула глаза и вернулась к двери послушать, тихо ли внутри.