«Никак нет», — ответил он убеждённо, притом что правда была для него ясна до рези в глазах. Вечером он лёг в постель и впервые за полтора года уснул спокойно и без сновидений. Теперь он знал: Скунс был жив. И придёт. В этом, зная напарника, Санька Веригин нимало не сомневался.
Ждать пришлось почти десять лет, и что это были за годы… Привыкший спиной чувствовать взгляд, он чувствовал его ежедневно. До встречи на Канарах в девяносто втором. И вот сегодня Скунс пришёл во второй раз, и смысл его послания был полностью очевиден. «Я тут был, — насмешливо отдавался в ушах у Антона Андреевича знакомый голос напарника. — И я МОГ. Ну, бывай… Бог, знаешь, троицу любит…»
Бог троицу любит?.. Какие вообще отношения с Богом могли быть у двоих профессиональных убийц?..
Довёл, паразит!
— Вот так они и живут, — рассказывал Саша Лоскутков Кефирычу. — Она с утра пораньше — на овоще-базу, в говне вонючем копается, на продажу что-то такое из него выбирает… С подругой вдвоём, та вообще кандидат наук, в НИИ каком-то работала. А теперь накопают они яблок или бананов, ещё не окончательно сгнивших, отмоют как следует — и пошли «малый бизнес» крутить. Тем и кормятся…
Двое эгидовцев не торопясь шли по аллее стрельнинского парка. Пожелтевшие клёны усыпали всё вокруг осенним золотом, но трава ещё не думала жухнуть.
Впереди возились в куче опавших листьев двое младших Фаульгаберят — Боря и Сеня, а с ними Шушуня и, разумеется. Дракон. Собственно, игра заключалась в том, что Дракошу хотели уложить и засыпать, чтобы превратить в неизвестное учёным животное, живущее в норке из листьев. Но ризеншнауцер превращаться не жаждал — как его ни укладывали, как ни засыпали, он норовил вырваться и с оглушительным лаем бросался наутёк.
Но ризеншнауцер превращаться не жаждал — как его ни укладывали, как ни засыпали, он норовил вырваться и с оглушительным лаем бросался наутёк. Его с визгом ловили, тащили назад, и всё начиналось с начала. Старшие сыновья Кефирыча, подростки Митя и Ника, снисходительно присматривали за малышнёй.
Меж тем пора было возвращаться. Давно съели гору бутербродов, а также плюшки с корицей — сухой паёк, приготовленный своим чадам и домочадцам неутомимой Василисой Петровной. Выпили изо всех трёх термосов чай. То есть пора бы уже не просто подкрепиться, а засесть за полновесный домашний обед.
— Ну что, братва? Бум собираться? — зычно крикнул Кефирыч. — Давай-давай! Мать заждалась!
Дети наперегонки ринулись к «Фольксвагену-каравелла», видневшемуся за деревьями.
— Сперва вас с Шушуней на Олеко Дундича, — садясь за руль, сказал Фаульгабер. — Или, может, к нам, пообедаете?
— Да нет, спасибо, — отказался Лоскутков. — Надежда Борисовна просила лишнего не задерживаться. Сейчас ей по телефончику позвоню…
По субботам немногие едут с дач или на дачу; машин в городе до того мало, что волей-неволей вспоминаются старые советские фильмы с их поразительно спокойными и тихими улицами: и как только люди умудрялись тогда попадать под машины? Уму непостижимо, но ведь попадали же… Спустя каких-то полчаса Саша за руку с Шурой уже стояли у дверей.
Открыла Надежда Борисовна.
— Бабуля! — бросился ей на шею Шушуня. — Бабуля, там так здорово было!.. Только Дракон не хотел в листьях жить. Мы ему такой домик сделали, а он все убегает…
— Спасибо вам большое! — благодарила бабушка Сашу. — Верочка-то наша на базе опять… Так плохо выглядит, бедная… Выходной, а у нас и погулять с Шушунечкой некому…
— Бабушка! — восторженно продолжал Шура, стягивая с ног ботинки. — А там столько листьев! Жёлтые-желтые, красные-красные! И мы ящерицу видели. Сеня сказал, это тритон. Мы у пруда корягу опрокинули, а он там спал. Мы его снова прикрыли…
— Да вы голодные, наверное, — захлопотала Надежда Борисовна. — Надышались, нагулялись! Сейчас чай поставлю… Ещё есть рыба с картошкой, минтай, правда, — объяснила она Саше, как будто извиняясь. — Но я всегда лучку побольше, очень вкусно… Вот, попробуйте…
— Нет, нет, — отказался Саша. — Вы Шуру кормите, он набегался, проголодался, а я что… Мы же перекусывали…
— Да, бабушка! — подхватил Шушуня. — Булочки были, и такие вкусные! Их тётя Василиса пекла!
— Ох… — тяжело вздохнула Надежда Борисовна. — Когда-то и у нас каждое воскресенье пироги были. Да что вспоминать… — она махнула рукой. — Как появился этот… Ну, вы понимаете…
Саша как раз собирался откланяться, когда в замке заскрипел ключ: вернулась Вера. Лоскутков уже видел её несколько раз, вечно бледную и уставшую, — то ли слабое здоровье молодой женщины было тому виной, то ли незавидный промысел на овощебазе, то ли беспросветная семейная жизнь.
— Здравствуйте, — начал Саша… и ему понадобилась вся его выдержка, чтобы произнести это по обыкновению доброжелательно и спокойно. Шушунина мама была похожа на смерть. В лице ни кровинки, щёки ввалились, нос заострился, а круги под глазами стали тёмно-лиловыми.
«Краше в гроб кладут», — зловеще всплыло в памяти…
— Здравствуйте… — тускло поздоровалась Вера. Она начала снимать ветхий плащ, Саша привычно потянулся помочь и отчётливо увидел её руки. Красные, в цыпках от переборки гнилых овощей, замёрзшие, не по возрасту узловатые… Ясный осенний день, когда так славно дышалось воздухом в парке, был неласков и мучительно холоден, если стоять на ветру с ящиком и весами…