Гнедину, едва разменявшему двадцать пять лет, неожиданно стало даже смешно. Ишь ведь — в Чечне воевал, кое-что видел небось, даже пулю поймал… а его — уважительно «дядей». Дярёвня, блин… И ведь никуда не денешься — лестно. Папашка, сходя в гроб, напряг-таки свои связи и умудрился забросить сыночка в святая святых города, на непыльную и вполне перспективную должность.
Только вот чувствовал себя здесь Гнедин-младший до сих пор неуютно, и всё из-за возраста. А потому тогда ещё, в первые месяцы, даже бороду для солидности пробовал отрастить. И мучился дурью, пока его не встретил в нижней столовой первый помощник «Самого» и не приказал: «Бороду сбрить, усы можете оставить». Теперь-то и он пообтёрся в смольнинских кабинетах, и молодого народу здесь стало гораздо больше… но всё же, назначая встречу «племянничку», Владимир ощущал мальчишеское ликование. Пусть, пусть посмотрит. Будет что потом рассказать дядьям и тёткам, которые в Питере реже бывают, чем он, Гнедин, — в Нью-Йорке. Прежде сельская родня на папашку готова была Богу молиться, а он, спрашивается, чем хуже?..
— Ну и как, весь долг родине отдал? Сполна рассчитался? — спросил он слегка ироничным, но в то же время начальственным голосом, каким давно уже привык разговаривать с многочисленными просителями. Молодые чеченские ветераны, как прежде «афганцы», бывали ершистыми и на подобный вопрос зачастую отвечали пятиэтажными матюгами, после чего обещали вытрясти душу и с артиллерийским грохотом хлопали дверью. Женя Крылов оказался не из воинственного десятка.
— Мне бы на работу устроиться, дядя Володя… мне шоферить разрешено… — безропотно повторил он свою, вчерашнюю просьбу и стал суетливо доставать из карманов затрёпанные бумажки с печатями и штампами — не иначе как врачебные справки.
— Да убери ты свои филькины грамоты… — отмахнулся Владимир. — Сказал, помогу… Есть одна фирма на горизонте, но ты, парень, учти — работа серьезная. Это тебе не дрова возить с лесопункта в райцентр…
— Я справлюсь, дядя Володя…
— Ишь, смелый какой… Аника-воин… Ну добро, попробую тебя порекомендовать, может, что и обрыбится. Хотя у нас, сам знаешь, в городе своих безработных до хреновой матери, а у тебя, гастарбайтера несчастного, даже прописки…
— Так я льготник, дядя Володя… Могу в любом пункте России, по указу Президента…
— Льготник? — искренне развеселился Гнедин. — Льгота у тебя одна, как у коммуниста в войну — без очереди под пули ложиться. Что в таких случаях в наших кабинетах говорят, знаешь? Кто указ подписывал, тот пусть и обеспечивает, а мы тебя туда не посылали. Ну да ладно, что с тобой делать…
В кабинет без стука вошла секретарша с папкой бумаг. Гнедин, не читая, стал их подписывать, но одну отложил, сказав девушке:
— С этой спешить не будем, пусть отлежится. С другими комитетами согласуем…
Секретарша уже собралась уходить, но приостановилась:
— А еще, Владимир Игнатьевич, через каждую минуту звонят, спрашивают, во сколько панихида?
— А я почём знаю? — удивился Гнедин. — Это как её родня скажет… Звонила ты им? Позвони прямо сейчас, во сколько назначат, во столько и сделаем… Вот так, племянник, у нас тут хоть и не Чечня… — сказал он, когда секретарша вышла, — Шефиню мою хороним. Вишнякову Полину Геннадиевну…
— А что с ней такое, дядя Володя? — осторожно спросил Женя, — Неужели и тут тоже… убивают?
— Скажешь тоже… убивают… — раздражённо поморщившись, отмахнулся Гнедин. — Приехал, понимаешь, всё тебе убийцы мерещатся… Сердце, врач говорит. Тётка-то немолодая уже была. Чего доброго, скоро в её кабинет перееду, тогда уже совсем небось от родственников отбоя не станет…
Секретарша едва успела закрыть за собой дверь, и тут же её голос раздался снова — по громкой связи:
— Владимир Игнатьевич, вы просили со Шлыгиным связаться.
Тётка-то немолодая уже была. Чего доброго, скоро в её кабинет перееду, тогда уже совсем небось от родственников отбоя не станет…
Секретарша едва успела закрыть за собой дверь, и тут же её голос раздался снова — по громкой связи:
— Владимир Игнатьевич, вы просили со Шлыгиным связаться. Я вас соединю?
— Ага! Он-то мне и нужен! — обрадовался Гнедин и многозначительно зыркнул на Женю: — Сейчас, племянничек, не отходя от кассы и утрясём твой вопрос.
Разговор длился минуты полторы.
— Всё понял? — спросил Гнедин сельского родственника, положив трубку. — Да погоди кивать, ничего ты не понял. Я тебя, лопуха, в такую фирму устроил — это тебе не в американской лотерее гринкарту выигрывать!.. Люди тебе прямо сразу комнату покупают! Сколько стоит комната в Санкт-Петербурге, ты хоть знаешь? Я год работай, и то не хватит, а тебе за красивые глаза… Дошло наконец, лопата, куда дядя Володя тебя забабахал? Но учти, чтобы мне никаких рекламаций. А то по-родственному-то портки спущу да ремнём…
Он оторвал крошечный лоскуточек бумаги и написал на нём всего одну фразу: «М. Ш.! Это Женька Крылов, от меня. В. Г.»
— Не потеряй смотри, эта бумажка тебе не президентский указ… А будешь писать письмо, передавай привет всем родным.
Вниз Женя Крылов спускался куда уверенней, чем поднимался полчаса назад.
Человек трудной судьбы